1812 год. Поход в Россию - [28]

Как выше было сказано, левое крыло было загнуто назад и оставалось открытым; поэтому оно было укреплено, а корпус генерала Тучкова был усилен московским ополчением. Таким образом, масса в 15 000 человек была поставлена на старой Московской дороге, настолько далеко позади и так скрытно, что она сама могла ударить в правый фланг и в тыл неприятелю, который стал бы обходить левый фланг русских. По мысли это мероприятие, как мы полагаем, было весьма удачно, но оно не достигло цели, так как ни силы, ни расстояния не находились в надлежащем отношении к целому, что мы ниже обсудим подробнее. Укрепления, наскоро сооруженные, находились частью на левом крыле, частью перед центром, а одно из них, как передовая позиция, находилось в нескольких тысячах шагов впереди левого крыла. Сооружение этих укреплений началось лишь после подхода армии. Вырытые в песчаном грунте; они сзади были открыты, не имели никаких искусственных препятствий, а потому могли рассматриваться лишь как отдельные пункты несколько повышенной обороноспособности. Ни одно из этих укреплений не могло выдержать серьезного штурма, а потому большинство из них по два и даже три раза переходили из рук в руки. Все же надо сказать, что укрепления внесли свою долю в сильное и мужественное сопротивление, оказанное русскими; на левом фланге они явились единственным местным преимуществом, имевшимся у русских.

Вначале, т. е. ранее, чем русские начали использовать другим способом свое правое крыло, они располагали на фронте приблизительно пятью пехотными корпусами, расположившимися в две линии; позади стояла кавалерия также в две линии; два корпуса в составе 4000 кирасир находились позади в качестве резерва, и, кроме того, на левом фланге находились в засаде 15 000 человек под командой генерала Тучкова, которых, следовательно, также можно рассматривать как резерв. Итак, можно сказать, что русские стояли в две линии с третьей и четвертой линиями кавалерии позади, и сверх того в качестве резерва оставалась треть всех сил. Если мы вспомним, что передняя линия русских занимала по фронту около 8000 шагов, что пять корпусов, составлявших две первые линии, насчитывали приблизительно 40 000 человек, т. е. по 20 000 человек в каждой линии, и если учтем к тому же большое число орудий (по 6 на каждую тысячу человек), то мы должны будем признать, что построение первых линий было очень плотным. Если к этому добавить, что корпуса Багговута и Остермана, оказавшиеся без дела на правом крыле, впоследствии были взяты оттуда и использованы на поддержку других пунктов и, следовательно, также играли роль резерва, то мы увидим, что русская армия дралась в этот день в беспримерном по тесноте и глубине построении. Столь же тесно, а следовательно, примерно так же глубоко, построилась и французская армия; если ее охватывающий фронт был несколько длиннее русского, то это с лихвою покрылось большим числом ее бойцов. Такова наиболее характерная черта этого сражения. Этим объясняются:

1) сильное и упорное сопротивление русских. Сражение началось в 6 часов утра и продолжалось до 4 часов пополудни, и за эти 10 часов русские на левом крыле, где они уступили больше всего пространства, потеряли всего лишь от 1500 до 2000 шагов. Лишь корпус Тучкова, вступивший в бой отдельно от других, должен был отступить на большое расстояние. Далее, за этот десятичасовой бой массы русского войска не утратили порядка. Очевидно, что и то и другое явилось следствием их густого построения, так как только при наличии известного простора кавалерия может быстро использовать и расширить до крупных размеров успехи, достигнутые пехотой и артиллерией. В результате вмешательства конницы возникает частичное бегство, а с ним и известная утрата порядка и большая потеря пространства;

2) огромные потери людьми. Согласно подсчету Бутурлина, русская армия потеряла за оба дня сражения в общем 50 000 человек, в числе которых было очень мало пленных. Русские в то время определяли свои потери лишь в 30 000, что нам представляется более правдоподобным. Но и эти потери, составляющие четвертую часть всей армии, являются совершенно необычайными.

Полковник Толь являлся решительным сторонником глубокого построения, т. е. занятия короткого фронта и сохранения сильных резервов. Автор также в этом построении видит лучшее средство обеспечить переход от обороны к наступлению с целью вырвать из рук атакующего преимущество инициативы, с которой тесно связано и преимущество внезапности. Автор не раз беседовал на эту тему с полковником Толем, и он не сомневается, что русская армия под Бородином построилась, главным образом, по указаниям этого офицера. Но мы не можем одобрить то использование этого принципа, которое полковник Толь в данном случае допустил. По нашему мнению, поле сражения должно было бы иметь большую пространственную глубину, т. е. кавалерию и резервы следовало отодвинуть глубже назад. На наш взгляд, уже ушли в прошлое те времена, когда на сражение можно было смотреть как на единый акт, в котором победа одерживается одним ударом путем искусного согласования всех частей огромной машины. Возможно, что такого времени никогда и не было, однако теоретические представления большей частью цепко держались за эту идею. Долгое время в основе этого представления лежала внезапность и косой боевой порядок, при помощи которых Фридрих Великий одержал свои победы при Лейтене и Росбахе. Но если мы примем во внимание: