1612. Все было не так! - [68]
До Нижнего Новгорода Гермогеновы грамоты дошли где-то в конце августа (В. Козляков называет дату 25 августа) или в сентябре 1611 г. Не ранее 16 сентября была достигнута договоренность между Нижним и Казанью о том, чтобы «за Московское и Казанское царство стояти»[662].
Итак, осенью 1611 г. в Нижнем Новгороде начало составляться Второе земское ополчение под руководством Кузьмы Захаровича Минина-Сухорука и Дмитрия Михайловича Пожарского. Именно так – торговец мясом («говядарь») Минин, незадолго до этого избранный нижегородским посадским старостой, «муж незнатный, но славный умом», всегда, везде и всеми упоминается на первом месте перед профессиональным военным князем Пожарским. Даже на знаменитом памятнике скульптора И.П. Мартоса мы видим, как решительный и уверенный в себе Минин призывает явно сомневающегося Пожарского, простирая руку вперед и вдаль.
Более того, когда Пожарского пригласили стать начальником Ополчения, он ответил: «Вы из посадских людей выберите такого человека, который бы мог со мною быть у великого дела… У вас в городе есть человек бывалый: Козьма Минин-Сухорук; ему такое дело за обычай»[663]. Кроме всего прочего, Минин был, наверное, лет на двадцать или около того старше Пожарского.
Кстати, о возрасте. Пожарский родился в 1578 г.; точный год рождения Минина неизвестен, но с учетом того, что в 1611 г. он был, как пишет В. Козляков, «совсем немолодым человеком»[664], можно предположить, что ему было лет пятьдесят (весьма почтенный возраст по тому времени); таким образом, датой рождения Кузьмы Минина условно можно считать 1560 год.
Князь Д.М. Пожарский был храбрым и честным воином, он «во измене не явился» и честно служил тем государям, которым присягал. Еще осенью 1608 г. Пожарский провез продовольствие в осажденную «тушинцами» Москву, разбив Лисовского, пытавшегося преградить ему путь[665]. В 1610 г., как уже сказано, он в должности зарайского воеводы из чувства долга хранил верность Шуйскому, отвергнув как предложение Ляпунова передать корону Скопину-Шуйскому (которого тот прямо назвал «великим государем, царем всея Руси»)[666], так и требования сторонников Тушинского вора сдать город. Когда посад взбунтовался и присягнул «вору», то воевода не сдал крепость и заключил с посадом соглашение на следующих условиях: «будет на Московском царстве по-старому царь Василий, ему и служити, а будет кто иной (причем если посадскими при заключении соглашения в качестве «кого иного» подразумевался явно «вор», то Пожарским, скорее всего, Владислав. – Д.В.), и тому также служити»[667]. И действительно, лишь после свержения Шуйского и подписания договора 17 августа 1610 г. Пожарский присягнул Владиславу, но уже в марте 1611 г., когда стало ясно, что поляки обманули русских и Владислава в цари не пришлют, он участвовал в походе Первого ополчения на Москву, где и был ранен.
В то же время никакими особыми военными талантами Пожарский не отличался (по крайней мере, некоторые авторы так считают…) и, кстати, долго колебался, прежде чем принять на себя такую страшную ответственность, как командование войском, которому предстояло спасти Отечество. Сам князь признавал, что его к этому делу «приневолили бояре и вся земля»[668].
Впрочем, о воинских способностях Пожарского мы еще поговорим, а что касается колебаний по поводу приема на себя командования, то князя извиняет то, что в тот момент он еще не вполне оправился от ран, полученных полугодом ранее. Но возможна и другая причина: Р.Г. Скрынников полагает, что согласиться на роль главнокомандующего с первого раза Пожарскому мешал этикет[669]. Не только избранным царям было «неподобно» сразу принимать венец… Но даже не в этом главная причина того, почему Пожарский столько времени отказывался.
Сам факт того, что во главе земского ополчения стал торговый человек, говорит о многом. Созданная последними Рюриковичами по монголо-татарскому образцу военная машина доказала свою полную несостоятельность в изменившихся исторических условиях, и спасать Россию по своему почину взялось третье сословие – тяглые купцы, торговцы, ремесленники, крестьяне. Это было именно земское ополчение (как, впрочем, и Первое). Никто им не приказывал – некому было приказывать, они сами составляли «приговор», сами снеслись с другими городами и придали ополчению общегосударственный характер, сами ввели чрезвычайный военный налог – «пятую деньгу» (т. е. пятую часть имущества; впрочем, немало было и таких, которые добровольно отдавали больше. Так, Н.И. Костомаров упоминает некую бездетную вдову, отдавшую пять шестых своего имущества[670]; сам Минин отдал треть своего достояния, в том числе украшения жены и серебряные ризы с икон – человек он был не бедный, владел тремя деревнями, соляными варницами и несколькими домами)[671]. Позднее, впрочем, все, кто давал на ополчение сверх «пятой деньги», получили весьма существенные налоговые льготы
