1612. Все было не так! - [48]

4 февраля 1610 г. «тушинские» бояре во главе с Ф.Н. Романовым и М.Г. Салтыковым заключили с поляками договор, по которому на русский престол призывался Владислав (за что, как уже сказано, Тушинский вор объявил их «изменниками»). При этом, однако, польский принц должен был перейти в православие, а поляков разрешалось приглашать на службу в Россию лишь наравне с прочими иностранцами. Кстати, бояре, заключавшие договор о призвании Владислава, не забыли и Марину Мнишек, которой был обещан удел в Московском государстве[451].

Согласно договору от 4 февраля, Земский собор получал учредительную власть. Ему же принадлежал и законодательный почин (выдвижение законопроектов, как мы сказали бы сейчас). Далее, без согласия Боярской думы государь не мог изменять существующее налогообложение. Думе же принадлежала и высшая судебная власть[452]. Кроме того, русским дворянам разрешалось ездить «для науки» в другие страны[453]. Интересно, для сравнения, что при попытке избрания Федора Ивановича на польский трон в 1587 г. русская сторона обещала разрешить свободный приезд полякам в Московское царство, но отказывалась предоставить право столь же свободного проезда в Польшу и Литву русских людей, мотивируя это тем, что «на Московском государстве не повелось, чтобы люди повсюду свободно ездили без государева повеления»[454]. Теперь ситуация должна была измениться. Но для успеха этого начинания – поездок московских людей за границу «для науки» – надо было успокоить страну: вспомним, что из-за начавшейся Смуты, например, из 18 молодых дворян, посланных учиться на Запад еще Борисом Годуновым, вернулся не то один человек, не то не вернулся вообще никто (тут данные расходятся)[455].

Попробуем, однако, ответить на вопрос: а что вообще было бы, если бы царем стал Владислав? На первый взгляд, ничего хорошего нашей стране это бы не сулило: сын польского короля-католика «пристегнул» бы Россию к габсбургско-католическому лагерю. Но ведь и в Швеции правила та же династия Ваза, что не мешало этой стране ориентироваться на противников Габсбургов. Династия – все же не главное; может быть, и Владислав стал бы править в интересах России, а не Польши? Тем более, что его призвание на царство было обставлено рядом условий, не позволявших полякам распоряжаться Россией. По крайней мере, мы далее увидим, что есть серьезные основания думать: Сигизмунд опасался такого развития событий, именно потому сына на Московское царство он так и не отпустил.

Между тем М.В. Скопин-Шуйский и Я. Делагарди, покончив (или точнее, практически покончив) со вторым Самозванцем, стали готовить поход под Смоленск против Сигизмунда. К весне 1610 г. все было готово к началу такого похода. Трудно сказать, как бы пошли дела у русских и шведов под руководством Скопина, однако 23 апреля 1610 г. разразилась катастрофа.

Ключевые моменты. В течение 1606–1610 гг. народ постепенно разочаровался в идее «царя Дмитрия», но не в самой идее кардинальных перемен, необходимых стране. В ходе борьбы с Тушинским вором постепенно происходило возрождение того, что позднее назовут «гражданским обществом», причем быстрее возрождались те города и районы, которые меньше были затронуты опричным террором.

Это опровергает миф о том, что победила Россия, созданная Иваном Грозным. Противодействовать второму Самозванцу начали как раз те районы, где опричники не все, что шевелится, «дорезали». А вот где была в эти годы хваленая (М. Антоновым и не только им) «номенклатура – величайшее российское ноу-хау, позволявшее на протяжении почти всей нашей истории… мобилизовать все ресурсы», непонятно. Ну, и тут сам собой напрашивается ответ на вопрос: ускорило или замедлило правление Ивана Грозного наступление Смуты? И вообще была бы она без него?

Одновременно неуклонно падала популярность Василия Шуйского; в обществе созрели идеи замены его другим государем. Часть поддерживала кандидатуру талантливого полководца М.В. Скопина-Шуйского, другие – польского принца Владислава. Но те и другие чем дальше, тем больше понимали: так дальше жить нельзя.

Крушение

Катастрофа в Москве и катастрофа при Клушине

После освобождения Москвы от «тушинской» блокады в столице одни за другими шли торжества, пиры и т. д. В. Козляков отмечает, что Шуйский всячески ублажал «немцев», т. е. шведов, тогда как героизм своих считался делом само собой разумеющимся[456]. Но если это и так, все равно главным героем, естественно, был Скопин-Шуйский. Народ при въезде его в Москву падал перед ним ниц, публично называл его освободителем и спасителем, а сам царь Василий вынужден был на людях обнимать и целовать его[457].

Однако царь ненавидел своего родственника и имел для этого серьезные основания: многие люди публично говорили, что он куда больше Василия достоин короны. Сам Скопин-Шуйский не раз говорил (в том числе и самому царю), что не помышляет о короне, а на соответствующее предложение Прокопия Ляпунова он просто не ответил, хотя и «доводить» царю на Ляпунова тоже не стал[458]; но царь не поверил в нежелание Скопиным царского венца, возможно, потому, что судил о племяннике по себе: ведь и Шуйский не раз клялся в верности и Борису Годунову, и Лжедмитрию I…