1600 лет под водой - [11]

Несмотря на то что изыскания на берегу были интересны и поучительны, было куда более важно надеть акваланги и поискать под водой.

К этому времени мы облазили весь район от цавтатской бухты до середины бухты Тихой. Наша предварительная карта подводных холмиков была заполнена — оставалось ждать, пока власти предоставят нам насос и трубы для того, чтобы можно было откачивать ил, используя наш корабельный компрессор в качестве основного двигателя.

Через день мы начали погружения в более глубоких водах. Теперь нас было больше: приехал Бастиан Хаккерт. Его умение и опыт приобретались в ледяных скандинавских фьордах. День за днем мы методично обследовали бухту, пока не остались лишь два заливчика в северной части, против гостиницы «Эпидавр». Мы решили денек-другой спокойно отдохнуть и поплескаться в бухте Тихой.

— Опять придется пробираться сквозь водоросли, — вздохнула Бел, вглядываясь с палубы в мало вдохновляющую глубь.

Поиск на заросшем водорослями дне представляется мне одним из самых неблагодарных занятий, выпадающих на долю аквалангиста. Водоросли представляют собой темно-зеленую траву высотой до полутора метров. Плавая над густыми зарослями, проникаешься чувством безысходности этого однообразия. Прогалины состоят почти сплошь из грязи и сиротливых камней. В отличие от морских заливов, где дно как бы продолжает прибрежные песчаные пляжи, бухта Тихая заросла совершенно. Чтобы выбраться из этих кущ, надо было заплыть подальше в море.

Ханс достал свой надувной матрас со стеклянным оконцем в полосатом днище. Он купил его в Испании буквально за минуту до отъезда и очень гордился своим приобретением. Матрас, конечно, был очень удобен для наблюдения, но, к сожалению, давал искаженное представление о форме предметов. Извилины на дне казались идеально прямыми, а плоские, как масленичный блин, прогалины производили впечатление бездонной пропасти. Однако на первых порах иллюзии еще не сменились разочарованием, и мы все бывали не раз взбудоражены ложными тревогами. Лишь в дальнейшем под давлением — и весьма ощутимым — общественного мнения Хансу пришлось признать, что заурядная маска и шноркель[6] проще и надежнее.

Итак, Ханс вылез на свой матрас. Как раз когда я собирался присоединиться к нему, Бел выплеснула через борт ведро с помоями и невинно спросила:

— Что это там такое, Тед?

Выскребая из волос картофельную шелуху, я позволил себе сделать несколько сильных замечаний.

— Неплохо! — сказала она. — Совсем неплохо! Мало того что ты ни разу не повторился, ты, оказывается, за это время еще и обогатил свой словарь. Но вместо истощающих спичей не лучше ли нырнуть разок и взглянуть вон на те стены?

— Стены? Какие стены?

— Вон там, глупец. Ты что, ослеп?

С этим уничтожающим замечанием Бел удалилась, а я поспешил к Хансу. Он скатился со своего матраса в воду и хотел крикнуть что-то в высшей степени победное, но вместо этого издал слабое бульканье, потому что добрый декалитр морской воды залил ему рот.

Впрочем, все было ясно и без слов. Мы нашли стены древних домов.

Одна из них сохранилась особенно хорошо. Прямая как струна, она начиналась почти у берега и устремлялась в открытое море. Другие стены, несколько меньшие по размеру, простирались примерно в том же направлении.

Вперед, за дело, с рулеткой и компасом! Это тебе не холмики грязи!

Мы обнаружили пять стен длиной от полутора до семи метров. Наиболее сохранившаяся и самая длинная стена была искусно сложена из тесаных камней метра по два в ширину, аккуратно пригнанных друг к другу.

Две стены шли параллельно, а другие три под углом десять — пятнадцать градусов к ним. Все стены простирались в направлении Цавтата и оканчивались большим возвышением из песка и грязи.

По всей поверхности дна были разбросаны глыбы тесаного камня, а у подножий, под слоем песка сантиметров в десять — пятнадцать, находилось твердое покрытие из сероватой глины.

— Смотри, что я нашел. — И Ханс благоговейно протянул мне глиняный черепок, покрытый глазурью.

На обследование этих стен мы потратили целый день. Особенно нас заинтересовала кладка, искусная и очень точная — видна была рука первоклассного мастера. На два дня к нам присоединился д-р Николанчи, которому я немедленно показал нашу находку. Он был не на шутку взволнован и обещал достать насос как можно скорее. Нам придется перекачать массу песка и ила.

Ханс тем временем обхаживал своего рыбака, выуживая из него все новые и новые сведения. Так, рыбак припомнил, что давным-давно в этой части бухты было множество стен. Некоторые из них, по его утверждению, были выше его собственного роста. В углу бухты, неподалеку от стен, из-под песка раньше виднелись какие-то плиты. Два других источника подтвердили этот рассказ о плитах, и мы решили принять его на веру. Сообщения о находках монет поступали теперь во множестве. На этот раз и д-р Бозораж согласился показать нам свою коллекцию. Одна из его монет великолепно сохранилась и датировалась 400 годом до н. э. Это была золотая греческая монета, по всей вероятности из Дельф, потому что чеканка на ней изображала треногу, на которой восседала легендарная пифия, дававшая, по преданию, крайне загадочные и двусмысленные ответы на вопросы сбитых с толку, а потому не слишком уверенных в себе посетителей