15 встреч с генералом КГБ Бельченко - [19]

За проявленные мужество, отвагу и умелые действия при ликвидации бандгруппы красноармеец Подгорный был награжден орденом Красного Знамени, а красноармеец Ардаширов — именными часами.

В октябре 1931 года наряд, возглавляемый красноармейцем Олейником, медленно продвигался вдоль границы. Олейник и его напарник обнаружили следы бандитской группы, которая уходила к границе, угоняя с собой стадо баранов. Пограничники неотступно следовали за бандитами. Ночь выдалась темная, и это затрудняло преследование. Басмачи, заметив приближение пограничников, начали стрелять по ним из винтовок. Олейник не растерялся и подал команду: «Огонь!» В результате боя трое басмачей были убиты, а четверо задержаны.

Кроме того, пограничный наряд отбил у бандитов 270 баранов, 5 верблюдов и много другого имущества, награбленного у жителей пограничных кишлаков.

Несколько слов хочется сказать о помощнике начальника 47-го Керкинского пограничного отряда по политической части Сергее Морозове. Этот человек умел располагать к себе людей, быстро входить в доверие к ним, умел как-то незаметно, когда это требовалось, в душевной, теплой беседе стереть грань служебного положения между собой и подчиненными, вплоть до рядового красноармейца. Он был частым гостем на заставах. Пожалуй, «гость» — это неправильно сказано. Он был лучшим наставником и руководителем. Когда он приезжал на заставу, запросто разговаривал, интересовался службой, бытом, возникающими трудностями, давал советы. Его волновало все: как люди отдыхают, как они питаются, часто ли бывают в бане, регулярно ли меняют белье, есть ли у них плащи, в каком состоянии обувь, когда они уходят на охрану границы. Обнаруженные недостатки он тут же на месте устранял. И оратором он был блестящим.

В то время происходили частые стычки с басмаческими шайками и вооруженными бандами на границе. Особенно неспокойно было в Каракумах. Редко бывало, чтобы банда уходила безнаказанной. Как правило, пограничники или уничтожали ее, или наносили большие потери. Но нередко и мы в боях теряли своих товарищей. И каждая такая потеря поднимала на более высокую ступень бдительность пограничников, закаляла их волю и стремление к победе над врагом, веру в свои силы и неистребимую ненависть ко всем врагам нашей Родины.

В моей памяти сохранились почти все похороны наших боевых друзей, погибших в 47-м отряде. Многих из них хоронили в Керки. И вот Сергей Морозов умел над гробом погибшего сказать то, что доходило до глубины души каждого из нас. Заканчивал всегда свою речь помощник начальника отряда призывом: «Пусть слова нашего партийного гимна «Интернационала» зовут нас к дальнейшим победам!»

С Морозовым мне пришлось потом встречаться, правда, всего один раз в Хороге, когда он совершил тяжелый многокилометровый переход по горным тропам во главе организованного им нового 66-го пограничного отряда. Видимо, те его качества, о которых я сказал выше, помогли ему справиться и с этой более сложной задачей. Несколько тысяч людей, огромный транспорт, лошади, запасы продовольствия, вооружения, боеприпасов, фуража — все это было в исправности, в надлежащем виде доставлено в Хорог. Это имело колоссальное значение, так как перевал в то время закрылся почти на полгода. И если бы отряд не привез с собой все необходимое, то не смог бы организовать охрану границы, люди не смогли бы жить.

Как я уже говорил, конь для пограничника являлся единственным средством передвижения. Часто нам приходилось приручать совершенно диких лошадей. Но одна кобыла была уж очень строптива. Там, где мы проводили занятия, был станок для обуздания лошадей. Мы с моим товарищем Гаврильчуком завели ее в станок — это два бревна, хорошо обработанных, точнее, прямоугольник, так как они перегорожены спереди и сзади. С одной стороны станок открывали, заводили лошадь туда и закрывали, и она в тесноте — справа и слева зажата, как в коробке.

Я ее завел туда — что она только не выделывала! Гаврильчук мне помогал. Так вот, завели мы ее в станок, а там была лестничка небольшая на верх этой коробки, чтобы можно было сесть на лошадь, и я сел. Что она делала, боже мой! А я держал повод — посажу ее, потом отпущу, потом опять, опять — и довел ее до такого состояния, что уже мыло на ней. Устала.

Тогда я Гаврильчуку сказал: «Снимай перегородку!» Он выдернул переднюю перегородку, я лошадь шпорами как прижал, и она понеслась. А там по берегу Амударьи дозорная тропа была, раньше пограничники по ней в наряд ходили, и я карьером пошел по этой тропе. Лошадь летела — это была отчаянная скачка.

Я мог бы ее загубить, а сам наверняка разбился бы, если бы она упала, а она вполне могла споткнуться. Не знаю, сколько прошло времени, но лошадь стала успокаиваться, с галопа, карьера перешла на трусцу и… смирилась.

* * *

Летом 1929 года нас неожиданно перебросили в 48-й пограничный отряд (теперь Пянджский пограничный отряд) в город Сарай-Комар (ныне г. Пяндж), где базировался штаб.

Железной дороги в то время там не было, поэтому мы шли походным порядком, на лошадях. Почти все командиры были с женами, а моя Надежда Павловна была тогда в положении, поэтому всех женщин перевезли на автомобиле. В пути переправлялись через Кафирниган, бурную реку, которая впадает в Амударью.