1415. Азенкур. Новая история - [61]

После сдачи Арфлера 22 сентября он отправил в Лондон письмо, в котором сообщал об успешном исходе осады. Что касается дальнейших планов, то он лишь сообщил о своем намерении "с помощью прекрасной силы, доброго труда и усердия наших верных людей здесь выполнить наш долг и как можно скорее добиться наших прав в этой области".[531] Такая неопределенность может свидетельствовать о его собственной неуверенности в том, что делать дальше, или же о желании сохранить свои планы в тайне. Однако эта формулировка напоминает нам о том, что оправдание вторжения и завоевания все еще находилось в центре его внимания. Его следующий решительный шаг был не менее агрессивным по тону. 26 сентября он направил вызов дофину Людовику.[532] Тон этого обращения напоминал его первоначальное объявление войны, в нем постоянно подчеркивались плохие последствия войны — "гибель людей, разрушение стран, плач женщин и детей и столько общего зла, что каждый добрый христианин должен оплакивать его и жалеть". Генрих объявил себя приверженцем поиска путей избежания таких бедствий, "чтобы приобрести одобрение Бога и похвалу мира". Он признал, что его ссора была с Карлом VI, но поскольку "Богу было угодно поразить недугом нашего кузена, вашего отца", Генрих предложил решить ее "по воле Божьей между нашей и вашей персоной".

Предвидя, что дофин откажется на том основании, что его отец является королем и это не может быть изменено, Генрих предложил, что как бы ни закончился поединок, Карл продолжит оставаться королем Франции до конца своих дней. Таким образом, если Генрих одержит победу, то "корона Франции будет немедленно передана нам без затруднений после его смерти":

"Ибо лучше для нас, кузен, навсегда решить эту войну между нами лично, чем допустить, чтобы неверующие посредством наших ссор разрушили христианство, чтобы наша мать Святая Церковь оставалась в расколе, а народ Божий уничтожал друг друга".

Это снова соответствует более ранним заявлениям Генриха, который предполагал, что англо-французский мир поможет положить конец папскому расколу и облегчить крестовые походы.

В "Gesta" говорится, что вызов на поединок дофину принесли герольд Гиени (Уильям Брюгге[533], которому предстояло стать первым гербовым королем ордена Подвязки) и Рауль де Гокур, возглавлявший оборону Арфлера. Рассказ хрониста дословно воспроизводит формулировку вызова, что позволяет предположить, что он видел или слышал оригинальный текст. Например, в обоих случаях отмечается необходимость проведения совещания Карла VI, Генриха и дофина для согласования условий проведения поединка. Хронист добавляет два важных аспекта. Во-первых, хотя вызов не содержал ультиматума, "Gesta" заставляет Генриха сказать дофину, что он уже ждал его в своем городе Арфлере и будет ожидать ответа в течение восьми дней. Во-вторых, в "Gesta" поединок рассматривается как альтернатива другому решению, а именно: в течение восьми дней дофин, движимый состраданием к пролитию человеческой крови, "может заставить уступить ему [Генриху] права на корону Франции без дальнейших военных действий и заключить с ним мир". Неудивительно, что дофин не ответил, но Генрих подождал в Арфлере примерно до 6–8 октября, что позволило ему выдержать восьмидневный срок, а также время для доставки послания дофину. Это была полезная передышка и возможность подумать, пока Генрих планировал следующий этап кампании. Вскоре мы рассмотрим, почему он решил двигаться на север к Кале, но сначала мы должны рассмотреть его вызов дофину.

Вызов на личный поединок не был распространен в этот период. Более обычным, хотя и не слишком распространенным, была групповая схватка. Во время шотландской кампании 1400 года герцог Ротсей предложил Генриху IV, во избежании пролития христианской крови, провести схватку между 100–300 избранными воинами.[534] Генрих знал, что дофин не примет вызов и даже не ответит. Поэтому все преимущества были на стороне Генриха. Поскольку английскому и французскому посланнику было поручено вместе доставить вызов дофину, не было никакой возможности, чтобы он не был доставлен и обнародован при французском королевском дворе. Дофин не мог официально отказаться от вызова, опасаясь потерять лицо. Поэтому единственным вариантом для него было не ответить, но даже это было победой Генриха, поскольку означало отказ от борьбы, за себя и за свой народ. Если в начале года дофин послал Генриху теннисные мячи и оскорбительное послание, то этот вызов был ответом Генриха. Мы должны отбросить мысль о том, что Генрих предложил личный поединок, потому что дофин имел репутацию не воинственного человека. Людовику было всего восемнадцать лет, но два предыдущих лета он провел в походах. После его смерти 18 декабря 1415 года Николас де Байе, секретарь Парижского парламента, говорил о нем как о толстом и не очень ловком человеке.[535] Он также отметил, что "в последнее время" дофин стал ложиться спать по ночам и спать днем, и что он тратил деньги на изысканную одежду и свою часовню. Историки ошибочно считают, что это означает, что он развратничал, но комментарии де Байе соответствуют стандартной манере критики двора в период финансовых трудностей всего государства, а также могут относиться к болезни дофина, которая привела к его преждевременной смерти. Байе также говорит, что принц был "красив чертами лица" и что ему нравилась органная музыка. Дофин Людовик, несмотря на свою молодость, много работал, чтобы установить мир между бургундскими и "арманьякскими" сеньорами и сформировать вокруг себя свою партию приверженцев.