14-я танковая дивизия, 1940–1945 - [143]

В конце концов от 25 до 30 тысяч солдат и офицеров прибыли с этими конвоями, а также на истребителях и транспортных самолетах люфтваффе, в землю Шлезвиг-Гольштейн и там были интернированы англичанами. Подразделениям 14-й танковой дивизии, которые в общем и целом составляли менее десятой части высадившихся в Германии войск Курляндской группировки, в качестве места расквартирования был указан округ Ольденбург на самой оконечности полуострова Вагрия. После прибытия последних судов там смогли собраться почти в полном составе командование дивизии, артиллерийский полк, 2-й батальон 108-го панцер-гренадерского полка и отряд полевой жандармерии. Танковый полк, батальон связи и тыловые службы были представлены лишь частично. А от остальных подразделений дивизии явились только более или менее мелкие группы бойцов.

По меньшей мере, для солдат этих подразделений дивизии уже после непродолжительного пребывания в плену должны были распахнуться врата свободы, пусть поначалу даже довольно сомнительной и ненадежной. Надеждам на скорое возвращение домой прочих, оставшихся в Курляндии бойцов дивизии, среди них большей части обоих гренадерских полков, саперного батальона и подразделений танкового полка, ко всеобщему огорчению, не суждено было сбыться.

Таким же разным было для них как время пленения, так и первоначальное обращение с ними победителей. В то время как небольшие отряды были взяты в плен 8 или 9 мая по пути в Либау или на окраине города, где их разоружили, ограбили, избили прикладами и доставили в ближайший лагерь, который чаще всего представлял собой обычный луг, обнесенный колючей проволокой, более крупные подразделения в основном численностью до батальона, находившиеся в районе Виндау, оставались совершенно не затронутыми репрессиями со стороны русских вплоть до 11 мая. Даже после прибытия советских команд по приемке боевой техники и оружия под командованием генерала их положение не ухудшилось. Наоборот, им разрешили сохранить свои автомобили, кроме того, они получили указание взять со складов запас горючего, достаточный сначала на 150 километров пути, а потом даже на 500 (!), и продукты питания на две недели. Помимо того, им разрешили взять со склада недостающие предметы обмундирования или поменять старое, изношенное обмундирование на новое. Неудивительно, что предпринятые еще в ночь на 9 мая попытки к бегству с помощью рыболовных катеров и других небольших морских судов, прерванные из-за высокой волны, больше не повторялись. Понятно, что при таком развитии событий все поверили заверениям русской стороны в том, что предстоит всего лишь регистрация «интернированных» в сборных лагерях и что после этого уже ничто не будет мешать их скорому возвращению на родину.

Разумеется, и до этих групп немецких солдат доходили слухи о грабежах, изнасилованиях и убийствах мирного латышского населения, но они были склонны рассматривать такие случаи как превышение власти отдельными пьяными советскими солдатами или как акты мести со стороны красных партизан. Они еще больше укрепились в этом убеждении, когда во время марша на юг неоднократно наблюдали, как офицеры сопровождения недолго думая расстреливали тех красноармейцев, которые пытались грабить нагруженные продовольствием автомобили. И первые впечатления, полученные ими в сборных лагерях, были не всегда негативными, так как часто встречались советские офицеры, которые были не лишены известной доли объективности и даже благородства. Например, в Вайнёде, где дислоцировалось советское моторизованное гвардейское соединение, между немецкими и русскими солдатами часто завязывался непринужденный разговор, в ходе которого противник очень высоко отзывался о достижениях 108-го панцер-гренадерского полка. «Вы из 108-го? Хорошие старые знакомые! — звучало при этом на ломаном немецком. — Всегда отвечали контратакой на нашу атаку! Вы знаете, кто такой Стаханов? Мы говорили о вас: «Контратака стахановцев!» Вот только одного мы никак не можем понять. У вас всегда были такие большие потери. Но тем не менее вы держались. А ночью снова шли в контратаку. Как такое было возможно?»

Несколько дней спустя перед примерно тысячью немецких солдат выступил с речью один из красных главнокомандующих генерал Масленников. В своем выступлении он тоже отметил отвагу и стойкость, с которой 108-й панцер-гренадерский полк держал оборону на своем участке фронта, и заверил, что с немецкими солдатами будут обращаться уважительно. Но чего стоили обещания генерала, который, очевидно, явился лишь для того, чтобы у всех на глазах присвоить себе отличную трофейную «лейку»? Уже никто не поверил в его утверждение, что 7-я битва неизбежно привела бы к крушению Курляндского фронта. Самодовольное хвастовство было, по крайней мере с точки зрения немецкого солдата, недостойно офицера, а тем более генерала. Почему же он тогда не атаковал, если был так уверен в своей победе?

100 стрелковых дивизий, 2 механизированных корпуса, 2 танковых корпуса и 18 отдельных бронетанковых бригад, поддержанных авиационными эскадрами целого воздушного флота с одной стороны и 24 дивизионные группы численностью до полка и 1 эскадрилья истребителей люфтваффе с другой стороны: наверняка это была бы такая битва, которая потребовала бы от немецкой стороны напряжения всех сил. Но мы были твердо убеждены в том, что для русских она закончилась бы так же безрезультатно, как и все предыдущие.