1356. Великая битва - [13]

– Да уж не сомневаюсь, – сказал Бастард тоном, подразумевавшим уверенность в обратном. Он по-прежнему был облачен в свой черный доспех, но снял басинет, под которым обнаружились коротко подстриженные черные волосы. – Лабруйяд ведь дурак, не правда ли?

– Круглый дурак, – охотно подтвердил церковник. – Его отец был еще хуже. Фьеф Лабруйядов включал некогда все земли отсюда до самого моря, но старик разбазарил почти всю южную часть. Сын более бережлив. Он богат, разумеется, очень богат, но щедрым его не назовешь.

Аббат умолк, глядя на груду истертых, неровных и гнутых монет.

– Что будешь делать? – нервно спросил он.

– Делать? – Бастард задумался, затем пожал плечами. – Деньги я, так или иначе, получил, – сказал командир наемников. Потом принял окончательное решение. – Это работа для законников.

– Для законников, точно. – Аббат, опасавшийся, что его обвинят в подмене монет, не мог скрыть облегчения.

– Только не в собственном суде графа, – продолжил Бастард.

– Быть может, дело стоит рассмотреть в суде епископа? – предложил настоятель.

Бастард кивнул, потом строго посмотрел на церковника:

– Я рассчитываю на твои показания.

– Разумеется, лорд.

– И хорошо заплачу за них, – добавил командир.

– Можешь не сомневаться в моей поддержке, – заверил аббат.

Бастард подбросил одну из монет в воздух. Ладонь у него была искалечена, как если бы пальцы попали под что-то тяжелое.

– Итак, мы передаем тяжбу законникам, – объявил он. Потом приказал своим людям уплатить аббату самыми добрыми из монет, которые найдутся в куче этого хлама. – Тебя я ни в чем не виню, – сказал он обрадованному священнослужителю, затем повернулся к брату Майклу.

Монах извлек из кошеля пергамент и попытался вручить его адресату.

– Минутку, брат, – остановил его Бастард.

К собеседникам приближались женщина и ребенок. До этого брат Майкл не обращал на них внимания, потому что они ехали с другими женщинами, сопровождавшими эллекин, и во время приступа в город не входили. А теперь он заметил ее. Заметил и затрепетал. Весь день напролет его преследовал образ Бертиллы; эта женщина была столь же красива, хоть и красотой совсем иного рода. Бертилла была смуглой, нежной и робкой, эта – светлой, крепкой и яркой. Рослая, почти с Бастарда, с золотистыми волосами, которые казались сияющими в лучах первого зимнего солнца. Ее отличали умный взгляд, широкий рот и длинный нос, а стройное тело было облачено в кольчугу, которой при помощи проволоки, песка и уксуса придали такой блеск, что она казалась выкованной из серебра. «Боже милосердный! – подумал монах. – Да там, где она пройдет, должны распускаться цветы!» Ребенок, мальчик лет семи-восьми, лицом походил на мать, но волосы у него были такие же черные, как у Бастарда.

– Моя жена Женевьева, – представил женщину Бастард. – И мой сын Хью. А это брат… – Тут он умолк, потому как имени монаха не знал.

– Брат Майкл, – подсказал тот, не в силах отвести глаз от Женевьевы.

– Он доставил послание для меня, – сообщил командир наемников супруге и знаком велел монаху передать Женевьеве потрепанный клочок пергамента. Печать графа высохла, потрескалась и обсыпалась.

– Сэр Томас Хуктонский, – прочла Женевьева имя, начертанное поперек сложенного письма.

– Меня зовут Бастард, – заявил Томас.

Крестили его как Томаса, и большую часть жизни он называл себя Томасом из Хуктона, хотя имел право на имя более звучное. За семь лет до этого граф Нортгемптонский возвел его в рыцарское достоинство, и вопреки незаконности рождения Томас получил право на лен в восточной Гаскони. Однако он предпочитал величать себя Бастардом. Это прозвище вселяло страх во врагов, а испуганный враг уже наполовину разбит. Командир взял переданное женой послание, поддел ногтем печать, потом решил – письмо подождет. Вместо того чтобы вскрыть его, сунул за пояс и хлопнул в ладоши, привлекая внимание воинов.

– Через несколько минут мы поскачем на запад! Готовьтесь! – Потом он повернулся и отвесил аббату поклон. – Благодарю тебя, – вежливо проговорил наемник. – Законники наверняка придут потолковать с тобой.

– Помощь Небес не оставит их, – с жаром заверил настоятель.

– Вот это – для моих раненых. – Томас отсыпал еще монет. – Позаботься о них, а если кто умрет, похорони и отслужи мессу.

– Разумеется, лорд.

– Я вернусь и проверю, хорошо ли с ними обращались.

– С радостью в сердце буду ожидать твоего приезда, – солгал церковник.

Эллекины уселись в седла, скверные монеты были ссыпаны в кожаные мешки, которые навьючили на обозных лошадей, Томас попрощался с ранеными в лазарете. Затем, пока солнце оставалось еще достаточно низко на востоке, отряд выступил на запад. Брат Майкл ехал на выделенном на время коне рядом с Сэмом, который, невзирая на юный возраст, явно был одним из предводителей лучников.

– Бастард часто прибегает к услугам законников? – поинтересовался монах.

– Он их на дух не выносит, – ответил Сэм. – Будь его воля, он покидал бы всех этих чертовых крючкотворов в самую глубокую яму в аду, чтобы дьявол на них испражнялся.

– Но все же пользуется ими?

– Пользуется? – Лучник расхохотался. – Так он сказал аббату? – Сэм кивнул на восток. – В той стороне, брат, за нами следует с полдюжины парней. Они не шибко умные, поскольку дали себя заметить, и теперь беседуют с церковником. Потом поскачут назад к хозяину и доложат, что мы держим путь на запад, и их толстое сиятельство станет поджидать визита блюстителей закона. Да только не дождется. Вместо них пожалуют они.