1356. Великая битва - [12]

Однако путешествие его задерживали пленные. Он подумывал выпороть Бертиллу в Вийоне, даже приказал одному из слуг принести хлыст из конюшни, но потом отсрочил наказание ради скорейшего возвращения домой. Но унизить ее ему хотелось, и с этой целью граф захватил из Лабруйяда повозку. Она стояла в тамошнем сарае, сколько он себя помнил. На полок повозки была установлена клетка – достаточно просторная, чтобы вместить танцующего медведя или быка для боев. Вероятно, с этой целью ее и сколотили. А быть может, какой-то из предков использовал ее для пленников или перевозил злобных мастифов, применявшихся в охоте на вепря. Но для чего бы ни предназначалась она ранее, теперь тяжелой повозке предстояло стать тюрьмой для его жены. Графа де Вийона, окровавленного и обессилевшего, везли в другой телеге. Если мужчина выживет, граф собирался приковать его нагим во дворе, чтобы он служил объектом насмешек и столбом, под которым оставляют метки собаки. Во время неспешного пути на юг эта перспектива грела толстяку душу.

Около дюжины легковооруженных всадников он отрядил на восток. Их задачей было следить за передвижениями наемников Бастарда и докладывать, если англичанин начнет погоню. Но это казалось теперь маловероятным, потому как капеллан графа принес добрую весть.

– Полагаю, мессир, Бастард получил вызов от своего сеньора, – сообщил он де Лабруйяду.

– А кто его сеньор?

– Граф Нортгемптонский, мессир.

– В Англии?

– Из тех краев прибыл монах, мессир, – продолжил духовник. – Он предполагает, что Бастарду отдан приказ присоединиться к принцу Уэльскому. По его словам, сообщение было срочным.

– Надеюсь, он не ошибся.

– Такое объяснение самое вероятное, мессир.

– И если ты прав, то Бастард поедет в Бордо! Подальше отсюда!

– Но он может и вернуться, мессир, – предупредил отец Венсан.

– Когда-нибудь, может быть, – беззаботно отмахнулся де Лабруйяд.

Он не переживал, потому как, если Бастард удалится в Гасконь, у графа появится время, чтобы набрать больше воинов и укрепить замок. Толстяк придержал коня, давая повозкам поравняться с собой, чтобы он мог полюбоваться на нагого и окровавленного врага. Зрелище его порадовало: Вийон корчился от боли, а Бертиллу ожидало подобающее прелюбодейке наказание. Жизнь хороша, подумалось графу.

Его жена рыдала. Солнце поднималось, обещая жаркий день. Крестьяне опускались на колени перед проезжающим графом. Дорога взбиралась на холмы, разделявшие земли Вийона и Лабруйяда. В первых царила смерть, тогда как другие ликовали, ведь их хозяин свершил свою месть.

* * *

Павилль находился всего в двух часах езды на запад от захваченного замка. Некогда это был процветающий город, славный своим монастырем и качеством вина, но теперь в обители осталось всего тридцать два монаха, а в самом городишке ютилось менее двух сотен душ. Нагрянула чума, и половина здешних жителей покоилась теперь в полях за рекой. Городские стены осыпались, а монастырские виноградники поросли сорняком.

Эллекины собрались на рыночной площади близ аббатства, а своих раненых устроили в местном лазарете. Чистили уставших лошадей, ремонтировали стрелы. Брат Майкл собирался перекусить чем-нибудь, но к нему подошел Бастард.

– Шестеро из моих парней умирают там. – Он кивнул в сторону монастыря. – Еще четверо тоже могут не выжить. Сэм сказал мне, что ты работал в инфирмарии?

– Верно, – ответил монах. – А еще у меня есть для тебя письменное послание.

– От кого?

– От графа Нортгемптонского, лорд.

– Не обращайся так ко мне. Чего хочет Билли? – Бастард подождал ответа и нахмурился, так и не получив его. – Только не говори, что не прочел письма! Что ему понадобилось?

– Я не читал! – возразил брат Майкл.

– Честный монах? Да узрит свет чудо! – Бастард не принял протянутое послание. – Ступай и присмотри за моими ранеными. Письмо я прочитаю позже.

Цистерцианец провозился около часа, помогая двум другим монахам промывать и бинтовать раны, а когда закончил и снова вышел на свет, то увидел, как двое мужчин пересчитывают кучу подозрительного вида монет.

– Договор гласил, что плату мы получим в генуанах[9], – говорил Бастард аббату.

У того на лице читалась тревога.

– Граф настоял на замене монет, – ответил он.

– С твоего согласия? – спросил командир наемников.

Настоятель пожал плечами.

– Он надул нас, – сказал Бастард. – И ты помог свершиться обману!

– Граф прислал солдат, лорд, – виновато пролепетал аббат.

Лабруйяд обязался уплатить Бастарду в генуанах, добрых золотых монетах, пользовавшихся общим доверием, но, как только воины Бастарда проверили монеты, граф прислал своих подручных, которые изъяли генуаны, заменив их кучей оболов, экю, аньонов, флоринов, денье и кучками пенсов, – золотых монет тут не оказалось ни одной, многие были истерты или подрезаны. Поэтому, хотя номинальная величина платы соответствовала условленной, фактическая ее ценность не составляла и половины.

– Его люди заверили меня, что сумма та же самая, лорд, – добавил настоятель.

– И ты в это поверил? – мрачно осведомился командир наемников.

– Я возражал, – заявил аббат, обеспокоенный тем, что не получит обычной доли за хранение денег.