13 дней января - [7]

Он погладил сверток…

Впереди шли две женщины. Обе были закутаны в шали. Без теплой одежды. Наверно, «пришлые».

Тяжело вздохнул. Если «сворачивающий горы» Самед (Гюльнар как-то сказала, что зарабатывает Самед очень прилично) увидит этих женщин, захочет ли купить им недорогое пальто или плащ?

Посмотрев им вслед, он продолжил свой путь. Снова поднял ворот пальто. Зубы стучали от холода…

Нет, так нельзя, надо успокоиться. Неудачи и несчастья ждут, когда ты поднимешь руки и сдашься…

Начал внушать себе, что все в порядке, все отлично…

Надо было купить кроликам корм. К счастью, зоомагазин был по пути. Покупал корм всего на два дня, чтобы заходить сюда почаще. Вдоволь смотрел на сине-зелено-желтых попугаев, чирикающих в клетках, ослепительно белых хомячков, красных, черных и золотистых рыбок в аквариумах… Ну и ну, как быстро дошел до своего дома! Мороз пробирал до костей, так как одет был неважно. Он был сам не свой. Ворча что-то под нос, поднялся по ступенькам (будь проклят этот пятый этаж;) и постучался в свою дверь. Он много об этом думал: если хоть что-то в этом мире ему принадлежит, то эта дверь из их числа.

Хоть бы сегодня Зейнаб не молчала. Как-никак ведь праздник… Нашла время дуться. Как будто рухнул мир и она осталась под завалами…

Попробуй после этого съесть что-нибудь. Оттолкнул тарелку с макаронами, вышел на балкон и закурил сигарету. Оба кролика съежились в углу. Он на них прикрикнул:

– Вы тоже хороши! Вечно сидите на одном месте. Не хотите шевелиться.

Один был белым, другой серым. Наверно, им было холодно, вот и съежились. Ему очень нравилось наблюдать за ними. Особое удовольствие получал, когда они, прошмыгнув через открытую дверь балкона, взбирались на кресло…

Сразу после того, как выкурит сигарету, пойдет листать тетради с воспоминаниями, заново проживет те редкие счастливые дни, что были в жизни…

Порой он забывает настоящее и живет лишь прошлым: мечты и чаяния снова заполняют его сердце, как поток. Серый мир снова становится ярким. И в этой ослепительной пестроте красок его счастье радостно ему улыбается… Он видит: между ними лишь пядь расстояния…

Может, самая крохотная, всего на 10–15 домов, деревня, приютившаяся на склоне гор, а может, самая большая во всем мире… Родное дыхание матери доносится до его лица, грубые руки отца треплют ему волосы. Он спускается к берегу реки по росистой тропинке, сплетает разноцветный венок из цветов, завороженно созерцает восход солнца. Становится гостем скал и туманных гор, ежевичных кустов и ореховых лесов, кричит изо всех сил, и голос его слышит весь мир:

– Как красиво!!!

И странно, что и дыхание матери, и руки отца, и эта росистая тропинка, и журчащая река с улыбающимся солнцем – всё, всё, всё принадлежит ему. Ему одному…

Возможно ли навеки остаться в своем прошлом, никогда не возвращаться в настоящее?… Вдруг он вскочил как ошалелый:

– Зейнаб, где одна из тетрадей?!

– Эльчин взял поиграться, – спокойно отреагировала жена на этот рёв.

Он окликнул с балкона сына, но ответа не получил. Когда увидел тетрадь с желтой обложкой в руках у одного из соседских мальчишек, его будто током ударило. Беспокойно рванулся во двор прямо в домашних тапочках.

Дети вырывали листы тетради, мастерили из них кораблики и запускали в большую лужу на детской площадке, образовавшуюся после дождя. Один из них – мальчишка с недостающими передними зубами, в чьих больших глазах играла хитреца, едва завидев Эйюба, бежавшего на них с ревом «Верните мою тетрадь!», закричал «Полундра!». И все кинулись врассыпную. Если бы Эйюб не поскользнулся и не упал, кто знает, сколько еще он бегал бы за сорванцами.

– Ладно, придешь домой! – огрызнулся на сына, стоявшего на углу здания и не сводящего с него глаз.

Прихрамывая, вернулся назад и прежде всего взял сильно поредевшую тетрадь, которую бросили дети, затем зашел в лужу и принялся собирать кораблики. Несколько из них, отплывшие совсем далеко, остались на лоне вод. Он совсем обессилел, не мог их взять. Сквозь мокрые носки в ступни будто бы вонзались иголки.

Не обращая внимания на смеющихся над ним соседей, вернулся домой с целой грудой корабликов. Не обращая внимания на гневные слова жены: «Боже, пошли мне смерть! У других мужья горы сворачивают, а мой в игры играется!», он раскрыл листы и разложил на полу, чтобы те подсохли. Написанные чернилами никуда не годились. Буквы слились друг с другом.

Может, все условились сегодня ему насолить? Сначала Имран, затем Зейнаб, а теперь Эльчин…

Ничего-ничего, позвонил двоюродный брат Ариф и сказал, что в воскресенье планируется поездка на охоту. Пойдет на охоту, немного развеется…

«С возрастом всё, что мы любим в этой жизни, постепенно нас покидает. Вдруг видим, очнувшись, – ни кола ни двора. Придет время, эта любовь тоже исчезнет».

Заграничный одеколон, купленный Гюльнар, он отложил в сторону. «Да, да, исчезнет, вот и все дела. В таком случае, во имя чего мы будем жить? Наверно, будем утешаться тем, что уже всё на исходе, мы в этом мире лишь гости».

Он уже вызубрил слова «Versace. Homme. Eau de Toilette», которые читал неоднократно, и даже мелкий текст о содержании одеколона…Взял свой подарок и, потирая колено, прошел на кухню, к Зейнаб, которая кормила Эльчина. Некоторое время назад Зейнаб не дала ему как следует отругать Эльчина: «Ты как ребенок, собирающий игрушки, копишь эти пыльные, все в микробах тетради… Для чего, для кого? Не пойму…»