127 часов. Между молотом и наковальней - [106]
С тех пор как отдача ударов каменной кувалды разбила мою левую руку, все, что мне осталось, только ждать. Ждать чего, однако? Спасения… или смерти? Мне все равно. Оба исхода несут с собой одно и то же — избавление от страданий. Бездеятельность невыносима, она порождает апатию. Сейчас само по себе ожидание — худшая часть моего заточения. И когда я закончу ждать, все, что мне останется, — это ждать снова. В этих приступах хандры я могу, кажется, потрогать вечность рукой. Ни намека на то, что это бездействие когда-нибудь закончится.
Но я могу закончить его сам. Я могу игнорировать боль в левой руке и продолжать бить по каменной пробке каменным молотком. Я могу ковырять камень ножом, несмотря на бесполезность этого действия. Я могу делать все то, что делал последние пять дней, просто ради движения. Я беру круглый «ударный» камень, потом вспоминаю, что мне понадобится носок для смягчения ударов. Долой кроссовку, долой носок — у меня появляется прокладка для избитой ладони. Ушибы на мясистой части большого пальца — самые болезненные, они буквально молят об отмене приговора, от первого удара до пятого, на котором я делаю паузу. Адреналиновое возбуждение переходит в гнев, и я поднимаю молоток еще раз, желая возмездия за то, что этот несчастный огрызок геологии сделал с моей левой рукой. Трах! Я бью по камню, боль в руке пылает. Бабах! И снова. Хрясь! Фиолетовые пятна гнева расцветают в мозгу поверх грибообразного облачка из песчаной пыли. Носок страшно воняет горелым оттого, что попадает между камнем и камнем и плавится в жаре трения от каждого удара. Я бью снова и снова. Трррах! Я рычу от животной ярости в ответ на пульсирующую боль в левой руке.
Я заставляю себя остановиться и не могу выпустить из руки каменный молоток — пальцы свело судорогой.
Эй, Арон. Похоже, ты зашел слишком далеко.
Постепенно вздернутые нервы расслабляются, и пальцы распрямляются настолько, что я могу выпустить булыжник. Я кладу его на каменную пробку. Опять намусорил вокруг. Нужно сгрести всякую дрянь с руки, чтобы грязь не попала в открытую рану. Я беру нож и начинаю счищать частички камня с зажатой руки, используя тупое лезвие как щетку. Смахивая песок с большого пальца, я случайно задеваю кожу и сковыриваю тонкий слой гниющей плоти. Она снимается, как пенка с кипяченого молока, прежде чем я понимаю, что происходит. Я догадывался, что рука будет разлагаться. Без кровообращения она умирает с того самого момента, как ее зажало. Когда бы я ни думал об ампутации, я допускал, что рука мертва и ее нужно будет ампутировать сразу после освобождения. Но я не знал, как быстро развивалось разложение с субботнего вечера. Теперь понятно, откуда тут так много насекомых: они чувствуют запах своей пищи, запах места для откладывания личинок, места для выведения потомства.
Из любопытства я дважды стучу по большому пальцу острием ножа. Со второго раза лезвие входит в кожу, как входило бы в брусок масла комнатной температуры. Раздается предательское шипение. Скопление газов — плохой признак, гниение зашло гораздо дальше, чем я ожидал. Хотя мой нос потерял чувствительность, я слабо ощущаю крайне неприятный запах, как будто где-то вдалеке лежит туша животного.
Вслед за этим душком мозг ошарашивает осознание: что бы там ни происходило в моей руке, вскоре оно доберется до предплечья, если еще не добралось. Я не знаю и знать не хочу, что это — гангрена или какая другая пакость, но понимаю, что это отравляет мне тело. В дикой ярости я бросаюсь вперед, пытаясь вырвать руку из каменных наручников. Никогда в жизни я ничего не хотел так сильно, как сейчас хочу любым способом избавиться от этого разлагающегося придатка.
Я не хочу его.
Это больше не часть меня.
Это отбросы.
Выбрось ее, Арон. Избавься от нее.
Я мечусь туда-сюда, вперед-назад, вверх-вниз, вниз-вверх, я ору, испытывая лютую ненависть к руке, бьюсь о стенки каньона, теряю остатки самообладания, которое так тщательно пытался сохранять все это время. И вдруг замечаю, что правая рука неестественно изгибается, придавленная непоколебимой тяжестью каменной пробки. Я прозреваю. Мой припадок вмиг пресечен оглушительным торжеством Божественного вмешательства.
Если я выкручу руку как следует — сломаю кости предплечья.
Так брусок ломают в верстачных тисках; я могу согнуть эту чертову руку, и кости лопнут и развалятся!
Святый Боже, Арон! Вот оно! Вот оно! ВОТ, ТВОЮ МАТЬ, ОНО!
Я поспешно сметаю все с камня, стараясь держать голову прямо. Ни малейших колебаний — во власти откровения, я едва осознаю, что собираюсь сделать. Я на автопилоте и не контролирую происходящее. Не проходит и минуты, как я съеживаюсь под камнем, но мне не удается опуститься настолько, чтобы выгнуть руку — мешает давление на пояс. Я выстегиваю обвязку из петли, закрепленной на якоре, и всем своим весом давлю вниз так сильно, как только могу, задницей почти касаясь камней на дне каньона. Левую руку просовываю под валун и начинаю давить. Сильнее. Сильнее. СИЛЬНЕЕ! Я хочу максимально нагрузить свою лучевую кость. Медленно сгибаю руку вниз и влево… Ба-бах! Эхо, как от приглушенного выстрела, разлетается по каньону Блю-Джон, вверх и вниз. Я не произношу ни слова, но протягиваю руку, чтобы потрогать свое предплечье — в верхней части запястья вырастает огромная шишка. Я отстраняюсь от каменной пробки, снова опускаюсь, воспроизводя позу, в которой только что был, и чувствую зазор между острыми зазубренными краями аккуратно сломанной кости.
Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.
Автобиография выдающегося немецкого философа Соломона Маймона (1753–1800) является поистине уникальным сочинением, которому, по общему мнению исследователей, нет равных в европейской мемуарной литературе второй половины XVIII в. Проделав самостоятельный путь из польского местечка до Берлина, от подающего великие надежды молодого талмудиста до философа, сподвижника Иоганна Фихте и Иммануила Канта, Маймон оставил, помимо большого философского наследия, удивительные воспоминания, которые не только стали важнейшим документом в изучении быта и нравов Польши и евреев Восточной Европы, но и являются без преувеличения гимном Просвещению и силе человеческого духа.Данной «Автобиографией» открывается книжная серия «Наследие Соломона Маймона», цель которой — ознакомление русскоязычных читателей с его творчеством.
Работа Вальтера Грундмана по-новому освещает личность Иисуса в связи с той религиозно-исторической обстановкой, в которой он действовал. Герхарт Эллерт в своей увлекательной книге, посвященной Пророку Аллаха Мухаммеду, позволяет читателю пережить судьбу этой великой личности, кардинально изменившей своим учением, исламом, Ближний и Средний Восток. Предназначена для широкого круга читателей.
Фамилия Чемберлен известна у нас почти всем благодаря популярному в 1920-е годы флешмобу «Наш ответ Чемберлену!», ставшему поговоркой (кому и за что требовался ответ, читатель узнает по ходу повествования). В книге речь идет о младшем из знаменитой династии Чемберленов — Невилле (1869–1940), которому удалось взойти на вершину власти Британской империи — стать премьер-министром. Именно этот Чемберлен, получивший прозвище «Джентльмен с зонтиком», трижды летал к Гитлеру в сентябре 1938 года и по сути убедил его подписать Мюнхенское соглашение, полагая при этом, что гарантирует «мир для нашего поколения».
Константин Петрович Победоносцев — один из самых влиятельных чиновников в российской истории. Наставник двух царей и автор многих высочайших манифестов четверть века определял церковную политику и преследовал инаковерие, авторитетно высказывался о методах воспитания и способах ведения войны, давал рекомендации по поддержанию курса рубля и композиции художественных произведений. Занимая высокие посты, он ненавидел бюрократическую систему. Победоносцев имел мрачную репутацию душителя свободы, при этом к нему шел поток обращений не только единомышленников, но и оппонентов, убежденных в его бескорыстности и беспристрастии.
Мемуары известного ученого, преподавателя Ленинградского университета, профессора, доктора химических наук Татьяны Алексеевны Фаворской (1890–1986) — живая летопись замечательной русской семьи, в которой отразились разные эпохи российской истории с конца XIX до середины XX века. Судьба семейства Фаворских неразрывно связана с историей Санкт-Петербургского университета. Центральной фигурой повествования является отец Т. А. Фаворской — знаменитый химик, академик, профессор Петербургского (Петроградского, Ленинградского) университета Алексей Евграфович Фаворский (1860–1945), вошедший в пантеон выдающихся русских ученых-химиков.
Роман «Чертовка», — пожалуй, самое радикальное во всей обширной библиографии Томпсона художественное высказывание, история любовной одержимости, экранизированная французским режиссером Аленом Корно («Все утра мира») под названием «Черная серия», причем главную роль исполнил знаменитый Патрик Деваэр («Вальсирующие», «Прощай, полицейский», «Следователь по прозвищу Шериф», «Удар головой», «Тысяча миллиардов долларов»). Итак, Долли Диллон работает на выезде в розничной сети «Рай низких цен» — продает в рассрочку, выбивает долги и, пытаясь свести концы с концами, мухлюет со счетами клиентов.
«Убийца внутри меня» — знаменитый роман Джима Томпсона, современного классика, признанного исследователя темных сторон человеческой натуры; Стэнли Кубрик считал эту книгу лучшим детективом-нуар за всю историю жанра, а Стивен Кинг называет Томпсона своим любимым автором.16 сентября 2010 года на российские экраны выходит одноименный фильм-экранизация режиссера Майкла Уинтерботтома, главные роли в котором исполнили голливудские звезды Кейси Аффлек, Джессика Альба и Кейт Хадсон; фильм был включен в официальную программу Берлинского кинофестиваля.Лу Форд — помощник шерифа в маленьком техасском городке.
Впервые на русском — «эпический, легендарный роман» (The Washington Post) от «величайшего писателя из тех, о которых вы никогда не слышали» (The Boston Herald), однажды уже перенесенный на киноэкран (главную роль исполнил не менее легендарный Джон Уэйн, получив за нее единственного в своей звездной карьере «Оскара»). И вот в январе 2011 года в российский прокат выходит новая экранизация этой культовой классики: постановщики — знаменитые братья Коэн («Старикам тут не место», «По прочтении сжечь», «Большой Лебовски», «Бартон Финк» и др.), в ролях — Джефф Бриджес, Мэтт Дэймон, Джош Бролин.
Впервые на русском — знаменитый роман Кормака Маккарти, лауреата Пулитцеровской премии 2007 года (за роман «Дорога»), Макартуровской стипендии «За гениальность», и современного американского классика главного калибра, мастера сложных переживаний и нестандартного синтаксиса. Эта жестокая притча в оболочке модернизированного вестерна была бережно перенесена на киноэкран братьями Коэн; фильм номинировался в 2008 г. на восемь «Оскаров» и получил четыре, а также собрал около сотни разнообразных премий по всему миру.Ветеран Вьетнама (в фильме его роль исполнил Джош Бролин) отправляется в техасские горы поохотиться на антилоп и обнаруживает следы бандитской разборки — мертвые тела, груз наркотиков и чемоданчик с двумя миллионами долларов.Поддавшись искушению, он забирает деньги — и вскоре вынужден спасаться бегством как от мексиканских бандитов, так и от неумолимо идущего по его следу демонического киллера (эту роль блистательно исполнил Хавьер Бардем), за которым, отставая на шаг, движется местный шериф (Томми Ли Джонс)…