120 дней Содома - [64]

«Мужчина, которого я увидела после того, чей пример нас только что соблазнил – непременно хотел, чтобы женщина, которая ему будет представлена, страдала несварением желудка. Вследствие этого Фурнье, которая меня ни о чем не предупредила, дала мне проглотить за обедом какую-то дрянь, отчего содержимое моего кишечника размягчилось и сделалось жидким, таким, как если бы я съела какое-то лекарство. Тот, кому я была нужна, приходит и после нескольких предварительных поцелуев предмета его поклонения, видит, что я уже не в силах дальше откладывать из-за рези в животе, начавшей меня мучить. Он дает мне свободу действовать. Жидкость потекла, одновременна я держу его за член, он млеет от восторга, проглатывает все и требует повторить; я выдаю ему второй залп, за которым скоро последовал третий; наконец, мерзкий блудодей оставляет в моих руках недвусмысленные свидетельства ощущения, которое он испытал.

На другой день я обслуживала одного типа, чудачество которого, может быть, найдет нескольких последователей среди вас, господа. Для начала мы поместили его в комнату по соседству с той, где мы имели обыкновение работать и в которой было отверстие, удобное для наблюдений. Он располагается там один. Другой актер ждет меня в смежной комнате: это был первый встречный извозчик, за которым послали на улицу и которого предупредили обо всем. Так как я тоже обо всем знала, наши роли были исполнены хорошо. Дело заключалось в том, чтобы заставить испражняться возницу как раз напротив отверстия, с тем, чтобы спрятанным блудник не потерял ничего из виду. Я принимаю помет на блюдо, слежу внимательно за тем, чтобы оно было выложено все, раздвигаю ему ягодицы, надавливаю на анус… Ничто не забыто из того, что может помочь испражниться как следует. Едва мой мужичок кончает, я беру его за член и даю ему извергнуть семя в его же дерьмо. Все это происходит по-прежнему на глазах нашего наблюдателя. Наконец пакет готов, и я убегаю в другую комнату. «Вот месье, глотайте скорее, – кричу я, – он совсем горячий!» Он не заставляет меня повторять дважды, хватает блюдо, вручает мне свой член, который я трясу. Бездельник проглатывает все, что я ему подала, пока его жезл испускает под упругими движениями моей прилежной руки.

«А сколько было лет извозчику?» – спрашивает Кюрваль. – «Около тридцати», – отвечает Дюкло. – «О! Что может быть лучше! – говорит Кюрваль, – Дюрсе вам расскажет, когда вы того захотите, что мы знали одного человека, который делал то же самое и при таких же обстоятельствах, но с человеком – между шестьюдесятью и семьюдесятью годами, которого мы взяли из того, что есть самого гнусного в подонках общества». – «Так в том-то и прелесть, – говорит Дюрсе, чей маленький снаряд начал опять поднимать головку после окропления Софи. – Клянусь вам, я сделаю это с предводителем калек, если вам будет угодно.» «Вы возбуждены, Дюрсе, я вас знаю, – говорит Герцог, – когда вы становитесь грязным, это значит, что ваш член кипит. Постойте! Хотя я и не предводитель калек, но, чтобы удовлетворить вашу невоздержанность, я предлагаю вам то, что найдется в моем кишечнике; уверен, что не пожалуетесь на количество». – «О! Что за черт! – вскричал Дюрсе, – какое счастье мне привалило, друг Герцог.» Герцог, готовый услужить другу, приближается. Дюрсе становится на колени перед задницей, которая готова наполнить его благами жизни; Герцог исторгает, финансист глотает, и развратник, которого это мерзкое непотребство приводит в восторг, извергает семя, клянясь, что никогда не получал такого удовольствия.

«Дюкло, – говорит Герцог, – верни мне то, что я отдал Дюрсе». – «Монсеньер, – отвечала наша рассказчица, – вы же знаете, что я это уже делала утром, вы за мной глотали». – «Ах, да! Верно, верно, – сказал Герцог, – ну, хорошо. Ла Мартен, придется мне прибегнуть к твоей помощи, потому что я не хочу детского зада; я чувствую, что мой работник готов служить, и в то же время, – что он отдаст не без труда свое содержимое; вот для чего я хочу необыкновенного.» Однако Ла Мартен оказалась из той же компании, что и Дюкло. «Как! Что за чертовщина, – воскликнул Герцог, – неужели для меня не найдется никакого дерьма сегодня вечером?» Тогда Тереза вышла вперед и предоставила ему самый грязный, самый огромный и самый вонючий зад, который только можно себе представить. «Ладно! Сойдет и такой, – сказал Герцог, принимая положение, – и если в том смятении, в каком я нахожусь, этот подлый зад не воздействует, как должно, я даже не знаю, к чему мне придется тогда прибегнуть!» Тереза выдавливает, Герцог принимает. Курения были также чудовищны, как и сам храм, из которого они возносились; но когда возжелаешь так, как возжелал Герцог, разве будешь жаловаться на чрезмерную грязь? В опьянении сладострастия изверг проглатывает и выбрасывает в лицо Дюкло, которая ему трясет, самые неопровержимые доказательства своей мужской силы. Друзья собираются за столом. Разгульное пиршество было посвящено наказаниям. На этой неделе было семь нарушителей: Зельмир, Коломб, Эбе, Адонис, Аделаида, Софи и Нарцисс. Прелестная Аделаида не была пощажена. Зельмир и Софи также получили несколько отметин от того урока, который был им преподан; каждый отправился спать и был принят в объятия Морфея дабы почерпнуть у него силы, необходимые для того, чтобы снова пожертвовать их Венере.