12 великих трагедий - [12]

200 Да, перед богом нечего мудрить:

Предания отцов, как время, стары,

И где та речь, что опровергнет их[9],

Пусть в высях разума мудрец витает?

Пожалуй, скажут вот: «и как не стыдно?

Старик плясать собрался и плющом

Чело обвил!» А разве где-нибудь

Нам обозначил бог, что пляшет юный,

А не старик в честь Вакха. Нет, почет

От всех равно приятен богу Вакху:

Своих поклонников не делит Дионис.

Кадм (обращаясь к слепому)

210 Тиресий, солнце для тебя не светит;

Тебе заранее, что вижу, все скажу.

(Заметив подходящего Пенфея.)

Вот царь Пенфей, трон от меня приявший,

Сюда спешит. Как озабочен он!

Какие новости его смутили?

Явление третье

Те же и Пенфей входит слева. Это совсем молодой человек, с нежной растительностью на лице, огромного роста; на нем пурпурная накидка сверх пестрого хитона, на голове диадема, в руках скипетр; за ним свита, вооруженные слуги. Он, видимо, встревожен и сначала не замечает стариков.

Пенфей

Едва успел вернуться я домой,

Дурные вести слышу отовсюду,

Нежданная постигла нас беда:

Дома, детей фиванки побросали;

В вакхическом безумии они

Скитаются в горах, поросших лесом,

220 И бога Диониса – что за бог,

Не знаю – почитают пляской.

Среди их роев полные вином

Стоят кратеры, а вакханки наши

Тайком, поодиночке, в чащу леса

Бегут с мужчиной ложе разделить[10].

По виду, точно бы менады на служенье,

Но Афродита им милей, чем Вакх.

Иных я уж поймал: связавши руки,

В тюрьме теперь их люди стерегут.

А тех, что нам покуда не попались,

На Кифероне всех переловлю:

Ино, Агаву, что от Эхиона

Меня родила, Актеона мать —

230 Я разумею Автоною – крепко,

В железо их велю я заковать,

Авось тогда пройдет их беснованье.

Да говорят, какой-то чародей

Пожаловал из Лидии к нам в Фивы…

Вся в золотистых кудрях голова

И ароматных, сам с лица румяный,

И чары Афродиты у него

В глазах: обманщик дни и ночи

С девицами проводит, – учит их

Он оргиям ликующего бога…

Ну, попадись он мне, – тогда стучать

240 О землю тирсом, встряхивать кудрями

Не долго будет – голову сниму.

Он смеет богом Вакха называть!

В бедре у Зевса будто был зашит он.

А между тем за выдуманный брак

Семелу мать и Диониса сына

Огнем небесным Зевс испепелил —

Все это знают, и неужто дерзкий,

Кто б ни был он, хулой не заслужил

Позорной петли.

(Оборачивается и видит стариков.)

Ба! Что вижу! Новость!

Еще диковинка: Тиресий чудодей

250 И матери моей отец, как будто на смех

В небридах пестрых, с тирсами в руках

Служить собрались Вакху.

(Обращаясь к Кадму.)

Дед, могу ли

Я старость чтить, теряющую смысл.

(Несколько времени выжидает, но Кадм стоит молча, тогда с нетерпеливым жестом.)

Да сбросишь ли ты плющ? От тирса руку

Освободишь ли наконец, старик?

(Обращаясь к слепому, с насмешкой, потом с угрозой.)

Все ты, Тиресий, видно, снова хочешь,

Вводя к фиванцам бога, погадать

По птицам и за жертвы взять деньжонок.

О, если б не седая голова

Тебя спасала, посидел бы ты

Теперь в оковах, там, среди вакханок,

260 За оргии порочные, что вводишь!

Нет, тот обряд, где женам подают

Сок виноградный, чистым не признаю.

Хор

Безумец! ни богов, ни Кадма чтить,

Посеявшего колос земнородный,

Не хочешь ты, и только род срамишь!

Тиресий(к Пенфею, спокойно, с достоинством мудрого старца и прорицателя)

Когда умен оратор, и предмет

Искусно выбран им, не диво речью

Ему пленить сердца. Но ты, Пенфей,

На бойкость языка все возложил надежды:

270 Твоим речам недостает ума.

А вреден гражданин, коль, смелый и речистый,

Он, власть имея, смыслом обделен.

Смеешься ты над нашим новым богом:

О, если бы внушить тебе я мог,

Как будет славен он по всей Элладе!

Послушай, юноша: две вещи в мире есть

Для человека главные: Деметра

– Или земля, как хочешь называй —

Сухою пищею людей богиня кормит,

Но не уступит ей Семелы сын:

Придумал он питье из винограда

280 И смертным дал – усладу всех скорбей.

Когда несчастный соком винограда

Пресытится, забвение и сон

Забот дневных с души снимают тяжесть,

И от страдания верней лекарства нет.

Когда ж, сам бог, богам он отдается

На возлияние, по милости его

Со всех концов идет обилье к людям.

Тебе смешно, Пенфей, что Вакх зашит

В бедре у Зевса был. А дело вот в чем:

Когда из пламени небесного его

Исхитил Зевс-родитель, этот отпрыск

Божественный возвел он на Олимп,

290 А Гера сбросить с неба захотела.

Тогда придумал средство властный бог:

Он сделал из небесного эфира

Другого Диониса и в борьбе

Заложником тот призрак выдал Гере.

Из homeros с годами ho meros[11]

В устах народа вышло, и сложился

Рассказ, что Вакх в бедре зашит был Зевса.

Наш Дионис – и вещий бог: есть дар

Пророчества в вакхическом безумье,

300 И если в тело властно вступит бог,

Уста безумцев исполняются вещаний.

Арея он не чужд: когда порой

Вооруженное и жадное сразиться

Вдруг, жертвой страха сделавшись, бежит.

Без боя войско – это чары Вакха.

(Вдохновенно.)

Верь, будет день, когда в твоих глазах

Двуглавую Парнасскую вершину,

При свете факелов и потрясая тирсом,

Стопою резвою Вакх будет попирать,

И будет всей Элладою прославлен

Бог Дионис.

(Опять в спокойном тоне.)

А ты, Пенфей, смирись:

310 Не царь один повелевает людям, —

И если ум твой поврежден, покинь

Уверенность, что непреложно судишь.

Нет, бога нового в страну приняв, почти

Его и возлиянием, и пляской

В венке. – А женщин скромности учить