101 Рейкьявик - [25]
«Hole Night»[91].
Мы с Ахмедом и Хофи поехали в «Голубую лагуну». Он сразу закадрил девку, прямо по дороге из душевой (конечно, у него же нос длиннее, чем у меня), какую-то из Гриндавика, огромную, как гринда, с располагающим задом, и удалился с ней в женскую раздевалку. Я брожу по бортику в «Бонусных» трусах, мне влом лезть в воду: еще, не дай бог, подцепишь псориаз. По телу бегают мандражки. Хофи выходит из женской раздевалки в рождественском прикиде, протягивает рубашку и спрашивает: не хочу ли я ее примерить? Не холодно ли мне? Еще она говорит, что эта, из Гриндавика, уже родила от Ахмеда, а еще две другие на сносях, а я спрашиваю: «А ты?» — и тут в окно ларька стучат изнутри; я оборачиваюсь: папа с хот-догом. Снова стучит… Я просыпаюсь.
Влетает мама:
— С Рождеством тебя! Уже два часа, пора собираться, а то опоздаем к Эльсе с Магги.
Мама придает особенную мягкость… Нет, это не реклама стирального порошка. У нее просто голос такой мягкий, ласковый, и тон никогда не меняется. Что бы она ни сказала, все звучит прекрасно. Она редко срывается, только по телефону и на незнакомых: на рабочих из автомастерской, которые захватили ее машину в заложники и требуют выкуп, на какого-то левого рейнджера, который уже, наверно, в десятый раз звонит ей и приглашает на обед. У нее теплый насыщенный бурый голос, такой, с кофейным ароматом. Вероятно, это в ней датский элемент, «Gevalia». И такое впечатление, как будто голос двигает губами, а не губы им. На фотографиях она смахивает на Мао, конечно, с поправкой на глаза. Вождь.
Сегодня Рождество. Самый тяжелый день в году. Семейный банкет.
Эльса старше меня на два года, и, судя по всему, в эти два года она даром времени не теряла. У нее есть муж, дом, машина, дети. Вся эта мутотень, связанная с гражданским долгом, которую можно поставить между нами как стену и которая превращает ее в человека другого поколения. Может, это и к лучшему. Мама, конечно, не из тех, кто будет плясать hands up[92] вокруг нового джипа или устраивать стриптиз в честь новой мягкой мебели, но пока на свете есть микроволновая мамаша Эльса, мама не будет приставать ко мне, чтоб я подарил ей на Рождество внука. Мы брат с сестрой, но мы не похожи. У Эльсы все нормально. Эльса — «правильный гражданин». Дает начало новой жизни и не пускает смерть на порог Центральной больницы. И в то время как папа докатился до того, что стал питаться в Кола-порте, а мама постепенно соскальзывает на кривую дорожку лесбиянства, а я… ну какой уж есть, Эльса остается единственным «здоровым» членом семьи. Мы возлагаем на нее свои надежды. И она действительно надежная. Живет в надежном доме за зубастым забором. Этот дом, конечно, до особняка еще не дотянул: такая длинная одноэтажная бандура, где справа и слева соседи. Но изоляция там такая, что я не понимаю, как там вообще ловится радио. И все идеально вылизано, надраено, стерильно, так что я удивляюсь еще и тому, как там вообще завелись дети Неужели их сделали здесь? И на дверях комнат у них висят таблички: «У нас не курят». Когда идешь по коридору в туалет, ожидаешь, что на двери спальни будет табличка: «У нас не ебутся». Посмотришь на пороги и плинтуса — и понимаешь, что скорее в стране высадится японская морская пехота, чем в этот дом просочится вирус СПИДа. Я никогда не мог представить себе, как сестра занимается любовью Не то чтобы я плохо старался, просто, чтобы представить себе Магнуса в такой позе, нужно очень богатое воображение. Он такой слабосильный, что невольно начинаешь думать, как ему вообще удается надеть на себя подтяжки. Но может, ему помогает Эльса. Медсестра. Магнус Видар Вагнссон. Он — по части психологии, заведует «нетрадиционным» турбюро — такой ньюэйджевской конторой под названием «Путь к себе». Короче, помогает людям с пользой провести отпуск. Сидеть дома. Познавать мир дома. Обретать внутреннюю гармонию с самим собой. Не напрягаться, не суетиться. Вот. Он спец по отпускам. Наживается на отпусках других. Этот дом воздвигнут на выдуманных проблемах других людей. Это я так говорю. А мама говорит просто: «Магги-то? Он у нас психолог».
