1001 день в Рио-де-Жанейро - [33]

Островок набит парочками. Деться им здесь некуда. Повсюду заборы и стены, а на них надписи: «Частное владение». Общественными остаются лишь вода и полоска пляжа. У берега мелко. Вода прогревается до дна. Она очень теплая и не очень чистая: все-таки рядом нефтебазы.

Голод привел нас в харчевню «У святого Антония». Несколько столиков, полторы дюжины стульев, стойка с закусками, стеллажи с бутылками, икона с изображением самого святого, пара репродукций акварелей Дебре. Хозяин, он же официант, выложил перед нами обширное меню, включающее десятка два наименований. Остановились на рыбе «по-португальски». Вскоре выяснилось, что наша рыба еще плавает в океане. Мы сидели за столиком, потягивали холодное пиво и рассматривали посетителей харчевни, расположенной на противоположной стороне улицы, которые в свою очередь рассматривали нас. Наконец рыба была изловлена, зажарена и подана на стол в сопровождении большого блюда с какой-то жидкой кашицей, похожей на пшенку. Это и есть «по-португальски». Рыба оказалась превосходной, а каша — малосъедобной. Мнение наше полностью разделил тощий и наглый кот, который появился именно в тот момент, когда принесли рыбу.

Хозяин подал традиционные чашечки кофе, а с ними счет. Последний оказался таким безбожным, что, как нам показалось, святой Антоний сконфузился и опустил глаза. Впрочем, владелец заведения здесь ни при чем. Он получит лишь среднюю прибыль. Остальное съедят аренда помещения, транспортные расходы и налоги — наглядная иллюстрация к разделу политэкономии о средней норме прибыли…

Мы покидали остров на исходе дня. Наша посудина (на этот раз большой катер) выбралась из тени, брошенной на воду пальмовой рощей, и тотчас попала в малиновый сноп солнечных лучей, как в луч прожектора. Свет сочился сквозь влажный воздух, слепил глаза, поджигал все, что встречалось на пути. Пылала вода, пылало небо, чернели силуэты пальм. Скоро солнечный круг расплылся, превратился в овал, потом в полосу. Ослепительная солнечная дорожка, по которой спешил наш катер, подернулась пепельными поперечными полосами. И они становились все шире и темнее. Постепенно дорожка распалась на отдельные пятна. Пятна превратились в блестки. И наконец все погасло. И сразу навалилась ночь. Шипя, как утюг, катер врезался носом в черную, густую, жирную воду, оставляя за кормой две широкие разбегающиеся белые полосы. И вдруг кромка этих полос вспыхнула ярким неоновым светом. Только не мертвым, а живым концентрированным синим огнем. Лоснящаяся, как укатанный асфальт, вода и на ней две разбегающиеся синие борозды. Это флюоресцировал планктон — мирриады микроскопических рачков. Сияние продолжалось минут пять и угасло. И осталось лишь черное зеркало Гуанабары, усыпанное отраженными звездами южного полушария.

Впереди по курсу показалась мутная полоса. Она становилась все ярче, удлинялась и постепенно обозначила горизонт. Это вечерний Рио-де-Жанейро. Его фонари, окна, реклама. Над нами с ревом проносится самолет, потом второй, третий. Одни уходили в небо, другие возвращались на землю, на аэродром Сантос-Дюмон. Он расположен рядом с причалами.

Наш катер пробирался между гигантскими тушами океанских судов, ожидающих на рейде своей очереди у портовой стенки. Суда щедро иллюминированы, но безлюдны и безмолвны, словно вымершие города.

Катер сбросил скорость. Винт застучал реже. Матросы бросились к свернутым канатам. Рядом вырос пирс. Путешествие в рай и обратно окончилось.

В Ботаническом саду

В январские дни, когда Рио-де-Жанейро превращается в хорошую парную баню, мы искали спасения от жары в здешнем Ботаническом саду, разумеется «самом красивом в мире». Он расположен в южной зоне города, между горой Корковадо и озером Родриго-де-Фрейтас, занимая площадь 546 349 квадратных метров. Кстати, это один из самых «теплых» микрорайонов Рио. Сад был заложен по указанию Жуана VI 13 июня 1808 года и первоначально назывался Реал-Хорто. При правлении Педро II директором сада назначается известный в прошлом веке ботаник Фрей Леандро де Сакраменто, которому «чудесный город» и обязан созданием этой своей достопримечательности. Так по крайней мере повествует мемориальная надпись на медной дощечке, укрепленной на одном из самых старых деревьев сада.

Сад открыт ежедневно с 8 часов утра до 6 часов вечера и заселен птицами, белками, змеями и крысами. Для людей, не сведущих в тонкостях ботаники, а таких среди посетителей 99,99 процента, это просто большой тенистый парк. Так сказать, парк в парке, поскольку сад переходит в дикую сельву, растительность которой ничуть не уступает экземплярам сада ни по редкостности, ни по красоте, ни по экзотичности. Что касается желтых железных дощечек с латинскими и португальскими названиями деревьев и кустов, то они в общем-то никому не мешают. Думается, что Ботанический сад — это единственное в городе общественное заведение, где упорно поддерживается чистота.

Мы попытались узнать названия представителей местной флоры: серингейра, сапукайя, сумаума, пайнера, жекитиба, ипе, тикум, брежаува, гуарири, жарива… Пять тысяч видов, и среди них ни одного знакомого! Ни березы, ни осины, ни ели. Зато огромные агавы, бесчисленные кактусы, пальмы, достигающие высоты десятиэтажного дома, разнообразнейшие сорта бамбука (от тростинок до корабельных мачт), десятки вариаций фикусов, достигающих размеров нашего дуба, и тысячи других деревьев, о которых мы прежде не имели никакого представления. То голые, как слоновые бивни, почти лишенные веток и листьев, то мохнатые, как будто покрытые шкурой, то утыканные шипами размером с большой гвоздь, только более острыми…