1000 ночных вылетов - [36]

Фоторазведка для нас — новое дело. Мне легче — это было в программе военного училища. Несколько занятий, проведенных с нами инженером по спецоборудованию Петуховым и офицерами из разведотдела дивизии, позволили нам получить общее представление об аэрофотосъемке. Теперь же надлежит овладеть практикой.

Основное внимание уделяем определению направления и интенсивности передвижения войск противника, изучению системы его зенитной обороны, концентрации техники и живой силы, расположению артиллерийских точек. Все эти данные суммируются затем в разведотделе фронта и, дополненные данными, полученными другими видами разведки, представляют цельную и развернутую картину дислокации войск противника и характеристику его огневой мощи.

А весна берет свое. Кое-где уже подсыхают и пылятся дороги, появились первые побеги зелени, и наша снежная полоска превратилась в длинную грязную лужу. Техники переставили самолеты с лыж на колеса, тяжелый тракторный каток прошелся вдоль поляны у леса, и уже готова новая взлетная полоса.

Откуда-то из тыловых заводов летчики специального перегоночного полка пригнали два десятка самолетов с усиленными двигателями, большей грузоподъемностью и скоростью. Прибыло и пополнение — летчики и штурманы, только что выпущенные из специального училища. Пока они учатся искусству дневных и ночных полетов, воздушной стрельбе и бомбометанию, наши шесть наиболее опытных экипажей, прозванных полковыми остряками «двенадцатью апостолами», продолжают разведывательные полеты. Но учеба не обходит стороной и нас — изучаем эрэсы, которые техники-оружейники устанавливают на наших машинах, учимся пользоваться ночным коллиматорным прицелом. И опять учебные полеты, учебные стрельбы… Реактивный снарядишко до смешного мал и на первый взгляд не внушает никакого доверия, но при более близком знакомстве вызывает восхищение. Окутанный снопом багрового пламени, он сходит с балки с таким ревом, что кажется, будто самолет от этого грохота не только останавливается, но даже пятится назад. Огненная дуга прочерчивает весь путь снаряда и, встречаясь с землей, далеко разбрасывает стог прошлогодней соломы — цель. Что и говорить, «катюша» в миниатюре — грозное и совершенное оружие!

Наконец после длительного перерыва полк получает боевую задачу уничтожить железнодорожный разъезд южнее Брянска. Разъезд до того мал, что на наших картах даже не имеет названия. Однако, по данным партизанской разведки, на этом разъезде концентрируется боевая техника и живая сила противника, а в прилегающем лесу имеются значительные склады боеприпасов.

Нашему командованию уже известно, что гитлеровцы начали подготовку к операции «Цитадель», цель которой рассечь и окружить наши войска на Курской дуге. Перед тем как приступить к осуществлению такой значительной операции, немецкое командование решило разделаться с партизанами Брянщины. Боевая техника и войска, сосредоточенные на безымянном разъезде, предназначены для карательной экспедиции против партизан. Необходимо сорвать планы карателей.

С наступлении темноты полк поднимается в воздух. Небо затянуто плотными облаками. Темно, как только бывает в эту пору ранней весной. Даже в речонках и лужах нечему блеснуть, нечему отразиться — чернота земли слилась с чернотой неба, и самолет плывет в растворе туши.

— Ты что-либо видишь? — спрашивает штурман Николай Пивень.

— Приборы…

— Не густо.

— Но глаза штурмана — глаза кошки. Что же видят твои кошачьи глаза, Коля?

— Черный шлем моего командира, а под ним… Погоди, погоди! Кажется, под шлемом ничего нет! Пустота…

— Спасибо.

— Лопай на здоровье.

Обычный стиль нашего общения. С Колей нас связывает давнишняя дружба, рожденная еще в стенах училища. Сухой, поджарый, с тонкими, длинными пальцами скрипача, с аналитическим складом ума и недюжинными способностями к математическим наукам, Николай обладает еще даром острого слова, едкой шутки. Нет, он не принадлежит к сословию штатных полковых остряков, не терпит пустословия и глупости. Незнание и неумение, с его точки зрения, самые отрицательные качества человека. Сам-то он, помимо отличного знания штурманских обязанностей, хорошо разбирается в различных системах оружия, а при нужде может заменить моториста, но сейчас в этой кромешной тьме даже Николай не может отыскать цель.

Мой взгляд выхватывает из темноты световой конус САБа.[11] Но вспышек бомбовых разрывов не видно, не видно, чтобы стреляли зенитки немцев. Они понимают, что нам не удается обнаружить цель, и затаились, выжидая. А сбросить свои бомбы, чтобы подзадорить фашистских зенитчиков, никто не решается: рядом свои, партизаны…

Говорю Николаю, что горючего осталось только на обратный путь.

— Подожди минуту, сброшу САБы.

— Бросай.

Но и свет наших САБов освещает лишь клочок какого-то леса, болото, кусок невспаханного поля.

— М-мда, — вздыхает Николай. — Придется отбомбиться по огневым точкам на переднем крае.

Наверное, это самое разумное решение в данной ситуации и вылетать в дальнейшем надо будет чуть раньше, еще засветло. Правда, тогда труднее будет пересечь линию фронта, но другого выхода нет.

— Вот черт! — нарушает ход моих мыслей Николай. — Туман! Только этого еще не хватало…