100 великих праздников - [72]

В Новый год отдают топор за дешёвую цену, ибо дорог почин.

В Новый год сильный мороз и малый снежок — к урожаю хлебов, а если тепло и нет снега — к неурожаю.

Из ушата собака сено ест — к теплу.

Кашка на печь заползает, значит, мороз будет.

Снегирь под окном зимой чирикает — к оттепели.

Большой иней во всю зиму — тяжёлое лето для здоровья.

Если под Новый год пауки очень деятельно свою паутину ткут, взад и вперёд бегают, друг с другом дерутся, вешаются на новых нитях, то это означает, что через 9–10 дней наступит холод; если пауки спрячутся — будет оттепель.

Девушки в первый день Нового года должны переодеться несколько раз и как можно наряднее, чтобы в новом году было больше обновок.

ЯНВАРЬ

Первый месяц года древние римляне посвящали богу времени, всякого начала и конца — двуликому Янусу. Латинское название этого месяца — януарий, январь — пришло на Русь из Византии вместе с юлианским календарём и вытеснило древнеславянское просинец (от слова «прояснять»). Этимология этого слова объясняется состоянием природы в это время года: проглядывает синева неба, увеличивается день, чаще выглядывает солнце. Другое славянское название месяца — сечень. Оно указывало на перелом зимы, так как, по народным представлениям, именно в январе происходит как бы рассечение зимы на две половины.

Святки

С Рождества — 7 января по Крещение — 19 января (по новому стилю) на Руси праздновались Святки. Они издревле считались колдовским, волшебным временем. Их начало совпадало с праздником Рождества Христова, отмечаемым по юлианскому календарю.

Прославление праздника Рождества Христова песнями начинали дети, молодые парни и девушки. Они пели под окнами изб колядки и получали за это различные угощения. Многие известные писатели рассказывали об этом весёлом празднике. Н. В. Гоголь писал:

«Колядовать у нас называется петь под окнами накануне Рождества песни, которые называются колядками. Тому, кто колядует, всегда кинет в мешок хозяйка или хозяин колбасу, или хлеб, или медный грош, чем кто богат… Поют часто про Рождество Христа; а при конце желают здоровья хозяину, хозяйке, детям и всему дому.

Морозило сильнее, чем с утра; но зато было так тихо, что скрип мороза под сапогами слышался за полверсты. Ещё ни одна толпа парубков не показывалась под окнами хат; месяц один только заглядывал в них украдкою, как бы вызывая принарядившихся девушек выбежать поскорее на скрыпучий снег. Тут через трубу одной хаты клубами повалил дым и пошёл тучею по небу, и вместе с дымом поднялась ведьма верхом на метле… Поднялась так высоко, что одним только пятнышком мелькала вверху. Но где ни показывалось пятнышко, там звёзды, одна за другой пропадали на небе. Скоро ведьма набрала их полный рукав. Три или четыре ещё блестели. Вдруг, с противной стороны показалось другое пятнышко, увеличилось, стало растягиваться, и уже было не пятнышко. Близорукий, хотя бы надел на нос вместо очков колёса с комиссаровой брички, и тогда бы не распознал, что это такое. Спереди совершенное немец (немцем у нас называют всякого, кто только из чужой земли, хоть будь он француз, или цесарец, или швед — всё немец); узенькая, беспрестанно вертевшаяся мордочка оканчивалась, как и у наших свиней, кругленьким пятачком, ноги были так тонки, что если бы такие имел яресковский голова, то он переломал бы их в первом козачке. Но зато сзади он был настоящий губернский стряпчий в мундире, потому что у него висел хвост, такой острый и длинный, как теперешние мундирские фалды; только разве по козлиной бороде под мордой, по небольшим рожкам, торчавшим на голове… можно было догадаться, что он не немец и не губернский стряпчий, а просто чёрт, которому последняя ночь осталась шататься по белому свету и выучивать грехам добрых людей. Завтра же, с первыми колоколами к заутрене, побежит он без оглядки, поджавши хвост, в свою берлогу.

…Рано утром шумнее и шумнее раздавались по улицам песни и крики. Толпы толкавшегося народа были увеличены ещё пришедшими из соседних деревень. Парубки шалили и бесились вволю. Часто между колядками слышалась какая-нибудь весёлая песня, которую тут же успел сложить кто-нибудь из молодых казаков. То один из толпы вместо колядки отпускал щедровку и ревел во всё горло:

Щедрик, ведрик,

Дайте вареник,

Грудочку кашки,

Кiльце ковбаски!

Маленькие окна подымались, и сухощавая рука старухи высовывалась из окна с колбасою или куском пирога… Казалось, всю ночь готовы были про веселиться. И ночь, как нарочно, так роскошно теплилась! И ещё белее казался свет месяца от света снега».

Поскольку колядующие олицетворяли явившихся на землю предков, на стол обязательно ставили кутью (поминальная еда — каша из размоченных пшеничных зёрен или риса с изюмом). Кутьёй потчевали Мороза (Деда Мороза, домового, дворового, банника). Самый старший в доме должен был выйти на крыльцо или высунуться в окно и предложить Морозу ложку сочива или кутью со словами: «Мороз, Мороз! Приходи кисель есть. Мороз, Мороз! Не бей наш овёс!»

Коляда-коляда.

Соломенная борода!

Ты, хозяин мужичок,

Открывай сундучок.

Подавай пятачок.

Обычай переодевания берёт своё начало в древнеримском празднике сатурналий. По рассказам греческих и римских писателей известно, что в эти дни рабы временно получали свободу. Они надевали одежду господ, пели и плясали, господа сажали их за стол и угощали. Подобные же обряды совершались у персов в день рождения их языческой богини Млоры, у индийцев и других народов Востока.