100 слов психоанализа - [8]

Времена сегодняшнего «освобождения» еще больше выставляют напоказ то, что, возможно, представляет собой первоначальную форма тревоги у женщины, тревоги потерять любовь, страх «более не быть любимой». Истоки подобной тревоги коренятся в первых минутах жизни, когда еще совсем маленький ребенок полностью зависим от своего окружения, когда его опыт нежности и чувственности в обязательном порядке неизбежно является пассивным. Пассивность, развивающаяся от желания «быть любимым» к желанию «быть пенетрированным», смогла бы создать бессознательную цепь, связывающую первый период с последующим опытом. Страх того, что насильник проникнет в дом ночью, присущий всему женскому роду, резюмирует с помощью аффекта вкупе с репрезентацией старую как мир историю.

Забывание

См. Ошибочные действия

Зависть к пенису (женская кастрация, кастрация, фаллический)

Первичная женственность^* девочки предопределена с того момента, когда у нее появилось желание пользоваться преимуществами видимого и пригодного, управляемого полового члена, чего-то, находящегося снаружи, что можно было бы при случае показать (как это делает ее младший брат-фанфарон), который является предметом дурацкой гордости родителей.

Зависть девочки к пенису не отделена от чувства тревоги^* перед собственным половым органом, внутренним, невидимым и загадочным. Пенис – очевидность; вагина – неизвестность. Первый является обладателем многочисленных прозвищ и имен, а у второго нет даже названия. Инфантильное дает имена только видимому.

Участь зависти к пенису важнее самой зависти к пенису. Самое динамичное из них состоит в переходе к чему-то другому, в превращении зависти (зависть – «завистлива», недоброжелательна) в желание: мечта о наличии пениса (и не просто об обладании пенисом, а о том, чтобы быть пенетрированной им), пениса отца, мужчины, ребенка, созданного объекта искусства… Существует, однако, и другая участь зависти, несущая скорее печать фиксации, нежели трансформации. Первая кастрирует женщину, вплоть до фригидности. У нее нет пениса, следовательно, у нее вообще ничего нет. Это проявляется в словах самих женщин, в умалении ими всех успехов (включая любовные) и всех действий: «Я ничтожество, у меня никогда ничего не получится».

Другая участь, наоборот, – уже не «кастрированная», а «кастрирующая» женщина: у нее нет пениса, но она будет его иметь, для этого достаточно лишь кастрировать мужчину… На краю бассейна группа женщин смотрит, как проходит инструктор по плаванию: «Терем выглядит неплохо, но башня в развалинах». Ах, если хотя бы желанному мужчине женщина не давала понять, что желает только его пенис, придатком которого он является!

Третья участь сопряжена с настоящим в утвердительной форме: у нее есть «он» и его атрибуты, в первую очередь, сила. Фаллическая женщина – это «железная леди»; аргентинские генералы потеряли скипетр и Мальдивы, потому что забыли об этом.

Но, возможно, самая худшая участь – это когда зависть к пенису выковывает характер… За «кислой» женщиной с мрачным выражением лица, с видом всегда неудовлетворенной жертвы угадывается обиженная девочка. Мужчины («все одинаковые», что можно перевести так: «У всех он одинаковый») представляют первый момент притязания; скрыто анализ высвечивает мать, ненавидимую за то, что не дала единственно ценное и стоящее…

Запрещенный

См. Эдипов комплекс

Идеальная самость

См. Сверх-Я

Идеальное Я

В случае мегаломании, как, например, у Чаушеску, «Гения Карпат», который переписывал историю Румынии, смешивая ее с элементами собственной генеалогии и генеалогии Наполеона, принявшего корону из рук папы и провозгласившего себя императором, мы видим, что ничто уже не отличает идеальное Я от Я. Одно Я непрерывно полностью покрывает своим триумфом другое Я. Даже если мы не покоряемся его культу личности, идеальное Я, это дитя Нарцисса, оставаясь неизвестным героем или диктатором, живет тайно в сердце каждого из нас. Оно ограничивает свою экспансию не больше, чем время, пространство или любое другое ограничение: Я, полностью занятое своими героическими идентификациями^*, – это Оно^*, не ведающее себя, в то время как его желания^* исполняются. Чувство всемогущества становится «океаническим», уподобляясь самому примитивному нарциссизму. Являясь наследником первоначальных форм Я – Я-удовольствия, не терпящего никаких препятствий на пути своего удовлетворения, Я формируется не само по себе. Мы представляем себе маленького ребенка, глядящего в зеркало-отражение^* своих родителей, и узнающего в себе если не «Гения Карпат», по крайней мере, Его Величество Младенца.

Идентичность,

См. Бисексуальность, Рамки, Равнодушие, Я, Нарциссизм

Идентификация (инкорпорация)

Перед тем как стать неотъемлемой частью психоанализа, «идентификация» входила в понятийный аппарат общей психологии. Любому наблюдателю, даже не особо внимательному, никогда не составляло труда заметить, если не у себя, то, по крайней мере, у других заимствование, перенимание, повторение привычек и некоторых особенностей матерей, отцов, лидеров, друзей… начиная с деталей в одежде и вплоть до, к примеру, копирования черт характера и манеры говорить. Нередко можно услышать: «С годами ты все больше становишься похожим на свою мать!». Чем точнее интерпретация, тем она более «дикая». Патология идентификации, при которой