100 лет без любви - [14]

Не стану я с ним обсуждать Григория. Не заслужил он такого позора.

— Он хороший, добрый…

— Любишь его?

Что же ты за человек, Ваня? Как можешь задавать такие вопросы?

Я молчала и думала, стоит ли уйти прямо сейчас или постоять еще немного. Не гнева отцовского боялась, а своей реакции. Ну как не совладаю с чувствами и брошусь ему на шею? Тогда мне одна дорога останется — в омут с головой. И не страшит меня омут, все равно жизнь немила. Но не имею права я губить еще не родившуюся жизнь.

— Молчишь? Ну, молчи, молчи… Не могу без тебя, Верка, не могу, — схватил он меня и прижал к себе. — Убью я его!

— Пусти, Вань. — Губы одеревенели и слушались с трудом. Руки висели, словно плети. — Пусти!

Повторять не пришлось, Иван отпустил меня и даже отошел на шаг.

— Не бери грех на душу. Оставь его и меня. Ребенок у нас будет.

Какое-то время он молчал, опустив голову. А потом посмотрел на меня потухшими глазами.

— Вон как все обернулось, — заговорил Иван не своим голосом. — Я хотел весь мир сложить к твоим ногам, но, видно, не судьба.

— Не судьба… — как эхо повторила я.

— Возьми это. — Иван взял меня за руку и вложил в нее что-то холодное и тяжелое. — Я сделал это для тебя, но подарить так и не успел.

— Вань… прости.

— Прощай, Вера. Береги себя.

Я еще долго стояла возле калитки. Ноги, словно приросли к земле. Очнулась, когда стала подмерзать. Только тогда пошла в дом.

В сенях меня дожидалась мать со свечой в руке.

— Где была? — шепотом спросила она.

— Воздухом дышала, не спалось…

— Что у тебя там? — Мать кивнула на мой сжатый кулак.

— Ничего.

— Он приходил, да?

— Никто не приходил, — устало ответила я. От слабости меня слегка шатало. Но кулак я сжала крепче и почувствовала, как палец прожгла боль.

— Покажи, что дал он тебе, — попросила мать.

Мне вдруг так жалко ее стало. Ведь она все понимает и жалеет меня, но ничего поделать не может. Я разжала кулак и увидела брошь, усыпанную камнями.

— Ты укололась? — заметила мать кровь у меня на пальцах. — Ох, не к бобру все это, — покачала она головой. — Давай снесем ее в монастырь, подарим им…

— Нет! Это все, что у меня от него осталось. В ней частица его души, и я буду хранить ее, как зеницу ока.

— И твоя кровь… Ох, не к добру… Цыган, ведь, он. — Одинокая слеза скатилась по материной щеке.

Я снова зажала брошь в кулак, не обращая внимания на боль. Никому не позволю отнять ее у меня!

Глава 6

— Ты зачем это встала? — накинулась на меня бабушка, когда я, зевая, вошла в кухню, влекомая аппетитными запахами.

У меня даже имелись костыли, к которым еще только предстояло привыкнуть. Об этом позаботилась вездесущая Наташа. Нашла их у себя дома, что хранились в чулане со времен молодости ее отца, когда тот ломал ногу. Костыли мне даже понравились — резные, лакированные, сделанные на совесть. Правда передвигалась на них я со скоростью черепахи, но эту помеху собиралась устранить упорными тренировками. Должна же я справиться с такой нехитрой премудростью.

— Не могу больше лежать, бока болят.

— А нога? Болит? И чего это ты босиком?

— Да, нормально все, бабуль. Нога не болит, и полы у нас теплые.

На столе уже высилась небольшая горка блинчиков, и бабуля, по всей видимости, дожаривала остатки. Блины я любила всегда. Даже если голодной не была, от одного запаха аппетит разыгрывался. Поэтому, сразу принялась за дело. Мужественно собралась налить себе кофе, но бабуля не разрешила.

— Сиди уже, хромоножка. Ишь, расскакалась…

Она сама налила мне большую чашку кофе и придвинула ближе тарелку с блинами.

— Кушай досыта, а потом Наташку позовем, чтоб укол сделала.

— Не, сегодня не надо. Думаю, выдержу. Эти уколы такие болючие, сил нет. Уж лучше я без них как-нибудь.

— Ну, смотри…

Когда с блинами было покончено, бабуля присела рядом и устало облокотилась на стол.

— Я сегодня с трех часов без сна. Тревога какая-то. Ты хорошо спала?

Вопрос, конечно, интересный. Мне вот казалось, что я глаз не сомкнула, хоть и усталости не чувствовала. Словно я всю ночь кино смотрела сквозь дрему. А в кино разыгрывалась человеческая драма. И вроде бы я со стороны наблюдала, но в то же время была главной действующей героиней. Как такое возможно, уму непостижимо.

— Что, опять Верка снилась? — буднично спросила бабуля.

Я чуть со стула не упала. Я-то решила не говорить с ней больше о своих снах, чтобы не расстраивать, а она, похоже, и не собирается переживать.

— Да не смотри ты так на меня. Не ты первая, кому она снится.

— Как это? — не донесла я блин до рта. — Ты тоже ее видела? То же самое?..

— Ну что там конкретно тебе снится, не знаю, но только Верку и я, и мать моя, и бабка, и твоя мамка… а вот теперь и ты… Она ко всем нам приходит.

— Как так, бабуль? Может, хоть объяснишь? И почему ты вчера мне ничего не сказала? — возмутилась я.

— А вдруг все закончилось бы? Чего зря пугать-то?

Ничего себе заявочки! Я не знала, пугаться мне или возмущаться. Получается, Вера снилась всем женщинам в нашем роду. Но разве такое вероятно? Мистика какая-то получается. И почему я раньше об этом ничего не слышала? Как бабуля, строгая и набожная, могла допустить подобную беспечность?

— Ну, а что ты хочешь?.. — заговорила она, когда я озвучила вопрос. — Как про такое можно рассказать ребенку? Да и зачем… И потом, я сама не понимаю, что это такое. Да и давно это было в последний раз. Маме твоей Вера приснилась пару раз и все. Да и тебе, скорее всего, больше не явится…