100%. Биография патриота - [83]

§ 79

Глэдис Фрисби-Гадж пламенно обожала богатых и столь же пылко ненавидела бедняков. Когда её припирали к стенке, она соглашалась, что бедняки в самом деле необходимы, но лишь как своего рода базис, обеспечивающий существование класса «благородных». Бедняки должны знать свое место. Глэдис возмущалась, когда они забывали о своём месте или осмеливались критиковать «благородных». У нее было словечко, которым она обозначала всё, что ей казалось достойным презрения, — «вульгарность». Она называла «вульгарными» людей, с которыми не желала встречаться, и употребляла это словечко, обучая Питера хорошим манерам и не соглашаясь с его выбором шляп. Быть «вульгарным» значило быть осуждённым, и когда Глэдис встречала людей, бесспорно и безнадёжно «вульгарных», задумавших выдвинуться и провести в жизнь свои собственные взгляды, она принимала это как личное оскорбление и проникалась к ним мстительной злобой. Каждый из них становился её личным врагом, противником того, что было куда значительнее её особы, того, к чему она стремилась всей душой, — её идеала.

Прежде и Питер был так настроен, но теперь, когда он так удобно устроился в жизни, у него стала проявляться склонность к ленивому, беспечному существованию. Но на его счастье рядом с ним была Глэдис, командовавшая им и заставлявшая его работать. Вначале Глэдис не приходилось встречаться лицом к лицу с красными, она знала их только по рассказам Питера, которыми он её угощал, вернувшись с работы. Но каждая новая группа, за которой он охотился, превращалась в глазах Глэдис в сборище каких-то извергов, и, полируя ногти тучным, сонным дамам из высшего общества, с которыми не очень-то поговоришь, она изобретала всё новые способы погубить этих извергов.

Иногда ей приходили в голову прямо-таки удивительные идеи. Глэдис обладала женской интуицией, хорошо знала человеческие слабости, всю сложность душевной жизни. Иной раз она подсказывала Питеру такой удачный способ обезвредить того или иного молодого радикала, что можно было подумать, будто она всю жизнь знала этого юношу или девушку. Питер сообщал о её планах Мак-Гивни, а затем — Гаффи, и ее таланты вскоре получили признание, ей было назначено щедрое жалованье, и её карьера маникюрши окончилась. Гаффи подослал её познакомиться с прислугой одного богача, постоянно жертвовавшего средства Ассоциации сторонников прямых выборов и другим наполовину красным организациям; подозревали, что в его личной жизни была какая-то скандальная история. Глэдис так удачно справилась с этой задачей, что Гаффи вскоре дал ей ещё более тонкую задачу — навещать богатых дам, трубить им про красную опасность и выманивать у них пожертвования в пользу бюро Гаффи, расходы которого всё возрастали.

В то время кампания против красных была в самом разгаре. Уже два года тому назад, вскоре после того как в России произошла большевистская революция, в социалистическом движении возник раскол, и «негласные» агенты Транспортного треста, вместе с агентами районного прокурора и федерального правительства, прилагали все усилия, чтобы расширить эту трещину и раздуть разногласия в организации. Некоторые из социалистов верили в политику и готовы были посвятить всю свою жизнь медленной и скучной работе сколачивания партии. Были среди них и другие, более нетерпеливые, считавшие, что необходимо нанести быстрый, решительный удар, вызвать всеобщую стачку или массовое восстание рабочих, которое положило бы конец их рабству под пятой капитала. Они утверждали, что вся политика в одну минуту может так одурачить рабочих, что им и за целый год не выпутаться из этих сетей. Они приводили в пример немецких социалистов, изменивших интернационализму. И даже в самом Американском городе находились люди, именовавшие себя социалистами и в то же время стремившиеся подстроить ловушку рабочему движению.

Этот спор носил далеко не абстрактный характер; оба крыла ожесточенно нападали друг на друга. «Политики» громили «импоссибилистов», обзывая их «анархистами», а те в свою очередь обвиняли своих противников, что они продались правительству. Питеру случалось не раз сообщать Мак-Гивни о небольших скандалах, на которые «негласные» агенты провоцировали представителей «левого крыла»; и эти раздоры среди членов местной организации в конце концов выходили наружу. Герберт Эштон упоминал о них со свойственным ему ядовитым сарказмом, или же «Коротыш» Гантон заявлял о них во всеуслышание в своих тирадах, которыми он, по его собственному выражению, «давал в зубы своим оппонентам».

«Коротыш» Гантон был безработный наборщик — бродячий агитатор, стоявший за немедленное выступление рабочих масс и решительно ничего не боявшийся. — Насилие? — бывало, говорил он. — Сколько ещё тысячелетий прикажете нам терпеть насилие капиталистического правительства? Неужели же мы не имеем права ответить на него? — И продолжал твердить свое — Насилие? Да, конечно, мы должны свергнуть насильников, — довольно уже с нас!

Питер прислушивался к нападкам «Коротыша» на «соглашателей» и «политических торгашей» и считал его одним из самых опасных людей в Американском городе. Но впоследствии, когда эпизод с Джо Ангеллом открыл ему глаза, он решил, что, вероятно, «Коротыш» такой же тайный агент, как и он сам.