10 гениев, изменивших мир - [138]

Во время церемонии вручения премии Ферми обменялся рукопожатием с королем Швеции вместо того, чтобы приветствовать его фашистским салютом, за что подвергся нападкам в итальянской печати. Сразу же после торжеств семья Ферми отправилась за океан, и уже 2 января 1939 года они были в Нью-Йорке. Сойдя на берег, Ферми повернулся к жене и сказал: «Вот мы и основали американскую ветвь Ферми». По прибытии в Соединенные Штаты ученому, как и всем эмигрантам того времени, пришлось пройти тест на проверку умственных способностей. Нобелевского лауреата попросили сложить 15 и 27 и разделить 29 на 2…

Сменить место жительства и работы выдающегося физика вынуждали сразу несколько обстоятельств. Начавшиеся в Италии по немецкому образцу расовые преследования, пусть и не столь параноидально последовательные, как у Гитлера, в принципе, угрожали Лауре Ферми и, безусловно, были одним из доводов в пользу отъезда. Но не единственным.

В 1937 году профессор Ферми обратился к властям с просьбой об организации под своим руководством Института ядерной физики. Предложение сопровождалось письменной поддержкой от Франко Разетти, Антонио Карелли и Альфредо Покеттино, которые горячо поддержали его также и от имени Итальянского общества содействия прогрессу наук, мотивируя тем, что радиоактивные материалы имеют широкое применение в различных областях (это обстоятельство было подчеркнуто с целью вызвать интерес со стороны режима). Начальные расходы были оценены в 230 тысяч лир плюс еще триста тысяч лир в течение двух лет непосредственно для работы. Речь шла о цифрах, сравнимых с соответствующими расходами в других странах, но они предусматривали одно более существенное обязательство, а именно строительство циклотрона для возмещения недостатка в бедных в то время источниках нейтронов. Из-за этого проект был отклонен.

Если бы итальянские власти пошли навстречу Ферми, уж не стал ли бы он «отцом» фашистской атомной бомбы? По ряду причин такое почти невозможно себе представить хотя бы потому, что итальянской экономической мощи для подобного проекта никак не хватало – разве что вместе с Германией. Но вряд ли стоило говорить, что вероятность этого равна нулю.

Ведь немецкие физики, которые осуществляли нацистский атомный проект, в большинстве тоже не были фанатиками режима. После войны Гейзенберг и Вайцзеккер оправдывались тем, что, мол, фактически саботировали эти разработки. Но какие-либо доказательства «саботажа» немецких физиков отсутствуют. Вероятно, все они или почти все работали добросовестно, но непонимание властями важности проблемы, организационная неразбериха, да и просто нехватка в их среде специалистов масштаба Ферми в совокупности завели работу в тупик.

А вот, к примеру, ракетное оружие (ФАУ-1 и ФАУ-2), которому высшее руководство придавало огромное значение, нацистским ученым – первым в мире – создать удалось. Причем наблюдатели отмечали исключительный энтузиазм и отсутствие нравственных терзаний в команде молодых сотрудников Вернера фон Брауна.

…В 1938 году умер Орсо Корбино, и работать итальянским физикам стало труднее. Началась утечка кадров – часть сотрудников по идейным или расовым причинам эмигрировали. Группа «ребят с улицы Панисперна» в Римском университете начала распадаться. Например, Эмилио Сегре отправился в Беркли для работы с короткоживущими изотопами 43-го элемента технеция, открытого им совместно с Карлом Перьером. Видя развитие политической ситуации в Италии и вообще в Европе, он решил остаться в Соединенных Штатах и написал своей жене Эльфриде, чтобы она вместе с маленьким сыном Клаудио как можно быстрее приехала к нему.

Судьба ли причиной, личный ли выбор, но Энрико Ферми оказался в нужном месте (в США) в нужный момент (как раз накануне войны). Точнее сказать, несколькими месяцами позже ускользнуть бы уже не удалось. А так Ферми уехал легально.

Сначала работа Ферми была непосредственным продолжением его общей программы исследования свойств нейтронов, начатой еще в Риме. Однако вскоре после того, как семейство высадилось в Нью-Йорке, из Копенгагена в США прибыл Нильс Бор, чтобы провести несколько месяцев в Принстонском Институте фундаментальных исследований.

26 января 1939 года на заседании Американского физического общества в Вашингтоне Бор доложил об огромных успехах, достигнутых европейскими учеными. Отто Ган и Фриц Штрассман установили, что при облучении урана нейтронами образуется барий. Не зная, как объяснить свое открытие, они, тем не менее, поняли, что встретились с новым явлением, и отметили, что оно находится «в противоречии со всем предшествующим опытом ядерной физики». Поэтому одновременно с отправкой сообщения в печать Ган послал полученные результаты Лизе Мейтнер, которая много лет работала в Берлине с Ганом, заведуя отделом ядерной физики. Но незадолго до открытия Гана Лиза Мейтнер как австрийская еврейка вынуждена была эмигрировать в Стокгольм. Письмо Гана она получила во время рождественских каникул, которые проводила в окрестностях Гетеборга со своим племянником, австрийским физиком Отто Фришем. Обсуждая сообщение Гана в течение нескольких дней, Мейтнер и Фриш поняли, что образование бария при облучении урана нейтронами указывает на деление ядра урана на два больших осколка. Но пока это была только гипотеза. Поэтому они наметили необходимые эксперименты, которые Фриш и провел сразу по возвращении в Копенгаген в Институте теоретической физики, где он длительное время (после эмиграции из Австрии) работал у Нильса Бора. Фриш, по существу, воспроизвел эксперименты Гана и Штрассмана и подтвердил правильность гипотезы о делении ядер урана, разработанной им совместно с Мейтнер. 11 февраля 1939 года в журнале «Natur» появилась их статья «Деление урана с помощью нейтронов: новый тип ядерной реакции». Данная работа, по мнению Альберта Эйнштейна, была решающим шагом на пути к высвобождению атомной энергии – даже более важным, чем открытие Гана.