10 безумных лет. Почему в России не состоялись реформы - [35]

Некоторые руководители обижались на мой отказ и считали, что это своего рода неуважение к конкретным людям. Мне хотелось прежде всего отучить людей бессмысленно обивать коридоры Минфина. По этой же причине я не стремился много ездить по стране, где все опять сводилось к сбору петиций с просьбами о финансировании.

Я помню лишь два случая преднамеренно резких действий против конкретных просителей в Минфине. Во-первых, министр транспорта В.Ефимов все больше впадал в истерику и, не зная, что ему делать, занимался исключительно жалобами и почти еженедельно «канючил» что-нибудь у меня. У него не было никаких мыслей о том, как реформировать свою отрасль. Наконец, я сказал, что больше не буду принимать его без конкретных предложений по реформе. Он же продолжал истерику и однажды просидел у меня в приемной четыре часа, но я остался непреклонным.

В другой раз ко мне явился вновь избранный губернатор Приморского края Е.Наздратенко и тут же начал требовать допустить в кабинет приехавших с ним людей, вел себя развязно, хамил, матерился. Тогда я стукнул кулаком по столу и предложил ему выйти. Он опешил и обещал жаловаться — считалось, что он в хороших отношениях с В.Илюшиным. Позднее мы встречались и отношения наладились.

Я пришел в Минфин России с очень конкретной целью: навести порядок, и поэтому приходилось сдерживать шквал требований и ежечасно бороться за финансовую стабилизацию. Справедливости ради надо сказать, что благодаря моей жесткости мы тогда не допускали ни такого объема необоснованных льгот (наоборот, сокращали), ни такого объема невыплат из бюджета. При мне задолженность бюджета была во много раз меньше, а пенсионерам пенсии выплачивали регулярно. При мне не было зачетов и денежных суррогатов. Все доходы федерального бюджета поступали в денежной форме.

Меня просто «убивало» стремление наших лидеров постоянно обещать всем и все, а потом не выполнять обещания. Наверное, это политика, но я помню, что многажды упрашивал В.Черномырдина не объявлять очередное повышение зарплаты или пенсий, пока на это нет денег. Уговоры не действовали, и, к сожалению, эта порочная политика продолжается подчас и сегодня.

…Я чувствовал себя тогда свободно и независимо, — многие чиновники этого просто не понимали, Я ничего и никого не боялся: при мне никто и никогда не выносил выговоров моим заместителям и не унижал министра и министерство. Потом все, к сожалению, изменилось.

Тогда все знали, что будет дан жесткий отпор, что у меня независимая и честная позиция, что у меня нет личных интересов, на которых можно было бы «подловить». В результате Минфин изо дня в день усиливался и все больше выполнял свое истинное предназначение. Это не нравилось.

К сожалению, В.Барчук, С.Дубинин, В.Пансков больше выступали как чиновники, которые традиционно боятся начальства и ставят главной задачей выжить, оставаясь на данном месте. Это С.Дубинину на одном из документов Президент России с чьей-то подачи написал язвительное: «Минфин преувеличивает свою роль в экономике». Многие заместители министра финансов после моего ухода в 1994 году получили выговоры, а С.Алексашенко, С.Дубинин и И.Селиванов вскоре были вынуждены уйти.

Мне казалось, что необходимо постоянно воспитывать в людях гордость за свою профессию и чувство собственного достоинства. Каждый день с утра я звонил С.Дубинину и призывал его взбодриться и жестко отстаивать интересы государства: «Сергей, ты минфиновец и ничего не должен бояться, за твоей спиной Россия!»

На коллегии Минфина я как-то заявил: «Никто не получит выговора и не будет уволен с работы за защиту государственных интересов, кроме как вместе со мной». Так было весь 1993 год.

Когда я собирал совещание, то старался пресечь типичные стенания чиновников о том, что у нас нет прав и ничего нельзя сделать. Я отвечал: «Ваше дело подсказать мне, как и что делать. То, что это невозможно, я и сам знаю». Любопытно, что оригинальные выходы их тупиковых ситуаций часто удавалось найти.

Когда я попросил повесить в зале коллегии портреты всех министров финансов с 1802 года — года создания Минфина, — то сначала это было воспринято как шутка. Пришлось даже власть употреблять. Сегодня все последующие министры поддерживают эту традицию, воспринимая ее как должное.

Я очень горжусь, что и мой портрет есть в этой галерее за 1990 год, ведь чрезвычайно почетно быть рядом с такими людьми, как Витте, Коковцев и Сокольников. Справедливости ради я поместил там и союзных министров финансов, поскольку РСФСР до 1990 года серьезной роли в финансовой политике не играла.

Другая моя любимая «странность» — огромный плакат через Ильинку с безапелляционной надписью «Эмиссия — опиум для народного хозяйства». Эти слова когда-то были написаны первым наркомом финансов СССР Г.Сокольниковым и, на мой взгляд, идеально отражали нашу тогдашнюю ситуацию[12].

Аналогичный небольшой плакат до сих пор находится в приемной министра финансов, и С.Дубинин, В.Пансков, А.Лившиц и другие не стали его снимать (была все-таки какая-то преемственность между нами). После ухода А.Лившица я в кабине министра не бывал и не знаю, что там висит сейчас.