1 марта 1881 года. Казнь императора Александра II - [36]

Емельянову, как несовершеннолетнему, было оказано снисхождение: его оставили отбывать каторгу в Трубецком бастионе. Это заключение происходило при невообразимо тяжелых условиях, и все же оно было во много раз легче, чем заключение в Алексеевском равелине. Емельянов прожил в Трубецком бастионе приблизительно 2 года и 3 месяца, после чего был отправлен в Сибирь для продолжения отбывания своего каторжного срока в Карийской политической тюрьме.

Печатается по: Прибылева-Корба А. П. «Народная воля»: Воспоминания о 1870–1880 гг. М., 1926, с. 87–91.

Е. М. Сидоренко ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ О 1 МАРТА 1881 Г

Подготовительные меры к покушению 1 марта начались еще зимой 1880 года. С самого начала, под непосредственным руководством С. Л. Перовской, было установлено систематическое ежедневное наблюдение за выездами Александра II из Зимнего дворца, с целью определить время, направление и посещаемые им места. Шестикратные предшествовавшие покушения на жизнь царя понуждали власть к крайней осторожности и предусмотрительности в организации этих выездов, касавшейся как способов передвижения, так и самой обстановки его, насколько это было возможно в условиях нахождения царя под открытым небом и вне обычной защиты стен, караула и вообще всяких преград. Так, например, выезд всегда совершался из Зимнего дворца со стороны, обращенной к Главному военному штабу, из дворцового подъезда, защищенного особой глухой деревянной пристройкой, имевшей двое глухих ворот с противоположных сторон своих. Закрытая карета, охраняемая четырьмя вооруженными конвойными в черкесках, по данному сигналу въезжала через левые ворота внутрь пристройки и через некоторое время, взяв седока, выезжала через правые ворота для следования по назначению. Засим один и тот же маршрут подряд никогда не повторялся. В пути было мобилизовано значительное количество тайных и явных охранителей, а в местах постоянного посещения царя — оцепления и разъезды конвойных и проч. В организацию по наблюдению за выездами царя входило шесть человек: 1) Н. Рысаков, 2) студент Гриневицкий, 3) А. В. Тырков, 4) Е. Н. Оловенникова, 5) студент Тычинин и 6) автор сего сообщения, фамилия которого не была до сих пор оглашена. Эти лица ежедневно собирались в разных местах для доклада С. Л. Перовской о своих наблюдениях и выработки дальнейшего плана собирания материала. С первых же недель наблюдения выяснилось, что выезды царя вообще немногочисленны и ограничивались 2–3 местами (Летний сад, манеж, жилище кн. Ек. Мих. Долгоруковой), причем, несмотря на постоянные изменения маршрута, позднее обнаружилась повторяемость самих изменений. Наблюдения производились более 2 месяцев. Из вышеупомянутых лиц кроме С. Л. Перовской непосредственное участие в покушении 1 марта принимали лишь Рысаков и Гриневицкий.

В момент покушения я находился на Невском проспекте, где взрыв первой бомбы, брошенной Рысаковым, был принят гуляющими за обычный двенадцатичасовой выстрел пушки с Петропавловской крепости, так что многие из публики стали проверять свои часы, хотя время, сколько помнится, явно не совпадало. Отсюда первая тревога и некоторое движение среди публики, превратившееся скоро (за вторым взрывом) в необычайное возбуждение, вызвавшее на месте происшествия, т. е. на Екатерининском канале и прилегающих к нему улицах, колоссальное скопление взволнованной массы народа, не расходившегося до ночи. После второго взрыва, через некоторое время, по Невскому промчался, в направлении от Зимнего дворца к Аничкину, одинокий донской казак, выкрикивавший диким голосом какие-то слова, которых нельзя было разобрать. Через несколько минут в том же направлении, в сопровождении 2 донских казаков, пронеслась на маленькой лошадке огромная фигура с несоответственно длинными ногами, оказавшаяся вблизи Александром III. В это время на самом месте взрывов, у Екатерининского канала, непроницаемая масса людей, теснимая гвардейскими солдатами с ружьями, совершенно запрудила узкое пространство набережной канала, образовав пробку. Мостовая набережной представляла из себя кучки грязного снега, смешанного с мусором.

Через непродолжительное время после вышеизложенного в скромную кофейню, расположенную в одной из боковых, пересекающих Невский проспект, улиц, вошла С. Л. Перовская и подсела к уединенному столику, занятому ранее мною. Подавляя с трудом овладевшее мною волнение, усугублявшееся от неизвестности насчет результатов события, я едва справлялся со своим стаканом кофе: лицо же Софьи Львовны было непроницаемо и могло быть названо спокойным; и только через несколько секунд, когда она, улучив минуту, нагнулась в мою сторону, я услыхал сдавленный шепот ее прерывающегося и как бы захлебывающегося голоса: «Схватили… убили…», вызвавший мгновенную, резнувшую по нервам, но неопределенную ассоциацию. Стесняемые присутствием публики и подавленные наплывом разных чувств и мыслей, мы оба молчали и вскоре, после краткого разговора, не имевшего связи с происшествием, расстались навсегда, так как Софья Львовна через несколько дней была арестована.

Печатается по: Каторга и ссылка, 1923, № 5, с. 50–53.