Александр Волков
«Полны чудес сказанья давно минувших дней
Про громкие деянья былых богатырей» (пер. Ю. Корнеева) – таким зачином открывается «Песнь о Нибелунгах». Ее герой, Зигфрид, по шной из легенд, понимал язык птиц. Зоологи наших дней все больше напоминают древнего богатыря. Внимая поступкам и мимике животных, они открывают особую культуру поведения и описывают ее так убедительно, словно те сами проговорились обо всем – на своем птичьем или зверином языке. Что нам откроется в этих признаниях? ИХ одушевленная сущность? НАШЕ животное «я»?
Ось времени снова обращена в прошлое. Я вспоминаю свои «давно минувшие дни». Учебник, текст, секрет: обезьяны начали мастерить орудия труда и превратились в человека. Шепот за партой: «А представляешь…» Карта Азии или Африки, джунгли: обезьяна подбирает камень. Удар, еще удар. Получилось рубило. Потом каменный топор. В глубине леса: в племени обезьян: вновь рождается человек. Шепот за партой: из леса выходит бывшая обезьяна, новый Маугли. Обращается к первому встречному. О чем она спросит? Как? Как придумает наш язык?
Изучение животных долго сводилось к их изгнанию из естественной среды обитания и последующему наблюдению за ними в неволе. Когда же ученые вошли в глубь леса, в племя обезьян, им предстала чужая – нечеловеческая – культура. У нее были свои традиции, навыки их передачи от поколения к поколению, «предметные результаты деятельности» и даже научные открытия – как ни странно звучат эти слова! Не хватало лишь одного – умения разлагать любые впечатления на отдельные элементы и ставить им в соответствие звуки. Обезьяны не придумали язык.
Зато, как и мы, обезьяны оценили, какие возможности открываются, если, манипулируя предметами, использовать «посредников» – другие предметы, так называемые орудия труда, восполняющие недостатки нашей руки. Как и мы, они пытаются понять и запомнить, чем полезны плоды и листья, встречаемые ими, то есть – пусть это смело сказано! – развивают начатки первобытной науки. Как и мы, они стремятся влиять на те или иные явления природы, то есть вмешиваются в божественный ход вешей – совершают религиозные действия. Как и мы, обезьяны выстраивают систему сложных психологических отношений; у них есть мораль и этикет, дипломатические традиции и военные стратегии.
Шотландский зоолог Эндрю Уайтен составил список, насчитывающий около сорока форм поведения, которые, несомненно, можно, назвать «культурными». В статьях Н. и К. Ефремовых, опубликованных на страницах нашего журнала в последние годы (2000, № 12; 2001, № 5,7), не раз приводились примеры «культуры шимпанзе». Обезьяны часами готовы раскалывать орехи, примостив их на камне и стуча по ним другим камнем. Прежде чем сесть на сырую землю, они кладут подстилку из листьев. Собирают листья и веточки в пучок, чтобы отогнать пчел или мух. Постукивают пальцами или палками по стволу дерева, силясь привлечь внимание. В засушливое время года вырывают палками яму и ждут, пока она не наполнится водой. Если трудно зачерпнуть питье, то рвут листья, сминают их и макают в воду, а потом, приложив их к 1убам, по каплям потягивают влагу.
Не все животные умеют пользоваться этими приемами, ведь сноровка не передается по наследству. У каждой популяции обезьян свои обычаи.
Иные открытия совершаются неоднократно; иные – казалось бы, очевидные – остаются «технологическим секретом» отдельных фупп обезьян. Так, ученые, наблюдавшие за шимпанзе в Кот-д'Ивуар (Берег Слоновой Кости), отмечали, что группы обезьян, обитавшие к востоку от реки Сассандра, не умеют разбивать орехи камнями, а их сородичи, жившие всего в полусотне километров, к западу от реки, владели этим секретом.
Обезьяны вполне сознают важность своих открытий. Они стараются передать их по наследству. Ученые наблюдали, например, как самки шимпанзе обучали детенышей правильно колоть орехи. Они нарочито медленно размахивались и наносили удары так, чтобы малыш разглядел все фазы движений. Иногда они разнообразили свои действия, показывая, как еще можно извлечь ядро ореха. Когда же малыш принимался за дело, мама порой поправляла его и по-своему укладывала орех, если у него плохо получалось это.
Мир ботаники удивителен. Любая трава, часть любого дерева может открыть посвященному новый источник пищи или редкостное лекарство. Примеченные средства становятся достоянием избранных, а со временем входят в повседневную практику. Так, самки шимпанзе годами учат детенышей отличать съедобные травы от ядовитых и, может быть, распознавать целебные травы.
«Очевидно, Африка была не только родиной человечества, но и родиной современной медицины» – отмечает Майкл Хуффман из Киотского университета, один из основателей новой научной дисциплины – зоофармакологии, изучающей способы самолечения животных. «Шимпанзе могли бы подсказать нам новые лекарственные растения».
Так где кончается животное? С чего начинается человек? С религии, как писал полвека назад Веркор? Однако в минувшие десятилетия ученые убедились, что у шимпанзе есть… свое подобие религии.