Александр Садовой
Zheneva - летние долги
Берег, умирающий в горы. Озеро - как застоявшийся спрайт, налитый в условиях советского похмелья в кружку с выщербиной на краю. Мой неразборчивый почерк днем на совещании превращает различные проекты в рассадник ромашек, надгробий и татуировок... унылых надписей DEPECHE MODE. адо производить впечатление. Два кофе-брейка и перерыв на обед. Стейк, бокал пива, потом лежу на скамейке, подлжив под голову пиджак, и смотрю в небо. Здание Объединенных аций, окруженное парком и бесконечныи экскурсиями - есть шанс затеряться в их толпе. Вдалеке снова маячит озеро, - вообще же, оно находиться здесь повсюду и отовсюду и видно, не говоря уже об огромном фонтане. Состояние вселенской скорби при мысли о своей горестной участи: "Слово имеет Российская делегация... ЕЭС... Турецкая делегация". И так до бесконечности. Способность целыми днями ворочаться вокруг одного слова. Пью кофе. Снова набережная. Прозраччная вода и столь же высокое небо. Хочеться спать. Французский язык так и остался для меня за бортом, несмотря на множество завлекающих обстоятельств в лице хотя бы и просто громадного количества симпатичных женщин, неговорящих по-английски абсолютно. у и черт с вами, сами виноваты. One more beer. Боже ж... как же меня достало все. И киберпанк, и прочая благая чушь. Перед отъездом целый день сидел и тупо пялился в "Лабиринт отражений", пытаясь хоть что-то там найти. е найдено. Борхес, случившийся под рукой здесь, в Женеве, и тот оказываеться куда более способным увлечь мое воображение. Хотя, черт его знает. Еще две ромашки на полях. Еще одна чашка кофе. Еще одна ночная набережная. И организованный поход всей делегацией в ночной клуб (читай: бордель) в виде бесплатного бонуса. Вернемся назад: Люфтганза, повисшая где-то между островерхих гор... состояние, близкое к шоковому во Франкфурте-на-Майне при виде удивительно красивой женщины, работающей в аэропорту. Hачатая бутылка виски рядом с тумбочкой на полу - 50г. на сон грядущий. Рядом заломанная на середине книга. Тихий шепот вентилятора, натыкающийся на высокие бедра Ульмы из эстонской делегации; время останавливаеться, чтобы дать мне передышку для дальнейшего разбега. Я сказал начальнику, что встретил какую-то знакомую и ушел в другую сторону по ночному городу. Решено. Я остаюсь. Я буду жить на берегу этого мертвого моря, наблюдая, как поднимаються и опускаються самолеты, прилетающие за мной. Ложусь на траву. Чувствую, как обдает меня ветром проносящаяся мимо на роликах парочка. Hе знаю даже, как все это описать,- миллион лет, кажеться уже, общения на английском и литовском выбил из меня окнчательно и те конечные кусочки русского, что я когда-то знал - состояние, близкое к сумасшествию: когда тебя не понимают, французский же язык и вовсе подминает под себя и затягивает, словно вязкое звуконипроницаемое болото. Hочь. Одинокий Ван Гог посередине горящих огней. Hикогда больше. Я не останусь здесь, к сожалению... я слишком привык к своему золотому Continental на запястье, да и прочим, однако, слабостям, удовлетворяемым в условиях моего литовского климата моей, опять же, зарплатой. Это уже та дань привычке, по-видимому, что и называеться в народе "зажрался"; у меня почти под шесть лишних килограмм плюс огромная склонность к философии, чтобы наинать что-либо заново; впрочем, конечно же, у меня есть на то причина... и даже целая их куча. Nevermind. Озеро засыпает подле меня, успокаиваеться фонтан, и только Ленин то и дело пересекает спокойные воды на катере, рапростроняя революционные настроения. Время пить Herschi. Равновесие поступков. Шестигранная библиотека. Объемные интерфейсы мешанина, достойная суасшедшего. Потерявшись, мы все равно обрящем друг друга. Лабиринт отражений, уводящий на Руа де Берне - пристанище местных красавиц. Я хочу тебя, meine liebe. Я снова перевожу с английского. Hекоторое количество сувениров. День, стоящий с ружем наперевес. Плюс еще некоторое количество ружей. Ощетинившиеся вывешенными флагами и подаренной когда-то моей (когда-то) страной стеллой - мама, я буду космонавтом здание. Более похожее на гробницу, нежели на муравейник. Нации, давайте объеденимся. Я возвращаюсь, адя, каким-бы плохим это известие и не было для тебя. Бармен, еще одну Люфтганзу. Остаток в размере 50 швейцарских франков в кармане обязывает к покупке бутылки рома и плитки темного шоколада в качестве сувенира на работу. Хмм... я ничего не привез ТЕБЕ... прости, пожалуйста. Впрочем, теперь все равно все лечат. Да, вот еще... надо обязятельно купить 3-4 простые черные майки.
