Жена
Геройский поступок сделал Семёна Туканова известным человеком, и его назначили бригадиром полеводческой бригады совхоза. Ему мешает его мягкий покладистый характер. Сорвавшись однажды, Семён ударил тракториста Николая Решетова, который бросил с приятелями работу и в самое горячее время отправился на свадьбу.
Жена Решетова, человек большого сердца, большого ума и воли, оказывает огромное влияние и на Туканова, и на мужа, человека горячего, да ещё ревнующего жену к Семёну. Раскрывая сложные психологические переживания героев, автор показывает, как побеждают в советских людях их высокие качества.
Автор рассказа — свердловская писательница Ольга Ивановна Маркова. Родилась в 1908 году на Урале. Преподавала русский язык и литературу в средней школе. Писать начала очень рано, работала вначале как собирательница уральского фольклора. Печатается с 1935 года в Свердловске, Перми, Москве. Основные произведения: повести «Варвара Потехина», «В некотором царстве», «Улица Сталеваров», «Разрешите войти», детская повесть «Меж крутых бережков», сборники рассказов «Половодье», «Рассказы», «Избранное» Переводилась на татарский, румынский, болгарский, чешский, венгерский языки.
| Жанры: | Советская классическая проза, Рассказ |
| Серия: | Рассказы о советских людях |
| Всего страниц: | 6 |
| ISBN: | - |
| Год издания: | 1959 |
| Формат: | Полный |
Жена читать онлайн бесплатно
Жена
Николай Решетов уходил всё дальше от стана. Вначале видно было, как за ним тянется по степи длинная тень, синеет ковбойка, раскачиваются широкие плечи. В местах, где степь прогнулась, он исчезал. Вечерний закат охватил полнеба, и земля плавилась, точно была охвачена пожарищем. Вот тракторист вынырнул из зыбкого блеска, обернулся, погрозил кулаком и снова двинулся вперёд. Скоро тень от его большого, но лёгкого тела исчезла, ковбойка потеряла цвет, а сам он становился всё короче, будто медленно врастал в сухие прошлогодние ковыли.
Семён Туканов, бригадир первой полеводческой, не отрываясь, следил за товарищем. Опять бросили работу и разошлись. Бешенство застилало Семёну глаза, сковывало дыхание. Загоревший, как жёлудь, он то и дело проводил чёрной рукой по лбу. Толстые губы шевелились, как у обиженного ребёнка. Сердце колотилось громко и неровно. Хотелось закричать: «Что вы делаете? Опомнитесь!» Но горло сдавило, как клешнёй, голос пропал, и из груди рвались одни шумные всхлипы.
С тоской оглядел он развороченное поле, два трактора, брошенные недалеко от опустевшего вагончика. Обессиленный, сел на хрустящую сухую землю и прохрипел:
— Подождите же! Подождите… — Но тут же подумал, что угрожает напрасно: никуда он с жалобой на товарищей не пойдёт, никого подводить не будет. Скорее всего пожалуются на него.
И как могло случиться, что он поднял руку на Николая?!
У Семёна был мягкий покладистый нрав. Даже в линиях лица, ещё не совсем определившихся, в ласковом взгляде пепельных глаз, в складке губ — во всём чувствовалась эта мягкость, такая приятная, что незнакомые улыбались навстречу, девушки оглядывались вслед и замедляли шаги.
Туканов не помнил, как он мог так сорваться. Мало-помалу приходя в себя, видел, что теперь уж наверняка снимут с бригадирства, которое принесло ему одно бесславие. В совхозе уже знали, что его коллектив разболтался, отстаёт в пахоте, не слушает распоряжений бригадира.
Не понимал Семён и людей, которые могут так относиться к труду. Поверив раз, что поднять целину — желание всего народа, он уже не мог пренебрегать работой, изо всех сил старался внушить товарищам, что сейчас от их успехов зависит чуть ли не будущее страны, и страдал от неповиновения, суетился, кричал, работал за товарищей и незаметно для себя лишился их уважения.
Кудрявые облака громоздились друг на друга. Где-то вдали, за ними, падали сквозные тёмные полосы отдалённого дождя. Перед станом расстилались розовые сумерки.
Отяжелевшими от бессонницы глазами Семён вглядывался то в притихший вагончик, то в цистерну с водой, то в барак-кухню, перед которой были врыты в землю тесовые столы и скамьи.
До хруста сжав зубы, Семён вскочил и бросился к трактору. Руки дрожали, не подчинялись. Еле удалось завести машину. Она пошла точно на поводке, клевала носом на неровных местах.
Из вагончика выскочила полногрудая молодка, жена Николая Решетова, и всхлопнула руками:
— Семен, подожди! Куда ты, Семён?
Догнав машину, вскочила на крыло, взглянула в лицо бригадира и испуганно смолкла: Семён Туканов плакал. Распухшие искусанные губы дрожали. Стыдясь слёз, он отвернулся и хрипло произнёс:
— Не лезь, Анна, куда не надо!
Та соскочила, но шла рядом, широко шагая. Голова её под тяжёлым шлемом тёмных волос была откинута, красивое лицо — сердито.
— Как это «куда не надо»? — прикрикнула она. — Ты чего горячку порешь? Почему меня не позвал? Я не век повариха, и прицепщицей бывала!
— Иди отсюда… — всё так же хрипло бросил Семён, не глядя на Анну. — Что на свадьбу за своим муженьком не бежишь?
— А то вот и не бегу… Тебя тоска облегла, так думаешь, другие радуются? Сообразили свадьбу когда играть! Сев в разгаре, а они… Всё Борьке неймётся: то одну сватал, то другую… По его-то ухватке — не жениться, а уж вдовцом можно быть. Женятся окаянные, а работа стоит!
Бригадир недоверчиво взглянул на неё. Лицо его обсохло, слёз не было.
— Вот и иди за всеми, пируй? И не лезь ты ко мне, не мешай… я хоть немного попашу, и то вперёд!
Анна досадливо отмахнулась и перешла на прицеп. Семён, высунувшись, крикнул:
— Уйди, говорю! Всякие правила нарушаешь! Ещё под плуг попадёшь!
— И то хорошо: послужу удобрением! — ответила Анна.
В лица била волна за волной широкого дыхания степи. Семён шумно втягивал тугой воздух, жмурился. Смутные надежды со щемящей настойчивостью заполняли сердце. Что можно сделать с этой огромной землёй, будь на то общая воля!
«И с чего это началось?» — уже в который раз спрашивал себя Семён, не в силах понять, почему ребята не слушали его и каждый работал так, как хотел. Порой он ненавидел товарищей, боялся говорить с ними, страшась непослушания, как позора. Порою то, что волновало его, прорывалось наружу, но в таких вспышках, за которые потом было стыдно.
— Как враги: скажешь одно, делают другое… Вот и сегодня… — Вспоминать, что случилось сегодня, было оскорбительно. Семён уставился в ползущую мимо розовую от заката землю, глотая подступивший к горлу ком.
Вились комары. Ветер оседал на лице, как паутина. Солнце скрывалось. Одинокий гул мотора широко нёсся над степью.
Утром Николай Решетов дисковал пашню недалеко от стана. Неожиданно он прибежал к вагончику, усталый и рассерженный.
