Cамое важное – это общение
У каждого состоявшегося человека в жизни есть люди, события или, например, литературные произведения, фильмы, которые значительно повлияли на его собственную судьбу, выбор пути, выбор цели. Об этом бы и хотелось поговорить с Вами. Первый вопрос – а с чего или с кого все началось? Кто был тот человек, кто направил Вас на театральную стезю? Кто сказал, что давай-ка, мол, в театральное?
Знаете, у меня в семье никто вообще не имел никакого отношения к театру. Но в школе, это было еще в Ставрополе, я учился с мальчиком – рыжеватый такой мальчик, Юра Кочетков – так вот у него родители как раз были артистами. Мы с ним до 4-го класса очень подружились, я часто бывал у них дома, а жили они прямо во дворе театра, так что мы могли свободно посмотреть любой спектакль, и мне тогда это сильно пришлось по душе. Потом так сложилось, что и мои, и его родители переехали в Астрахань, где я, по совету его «театральной» семьи, и пошел во Дворец пионеров в драматический кружок. Вот так меня и увлек театр. И если я до 4-го класса в школе регулярно получал грамоты почетные за успеваемость, то после, заканчивая 10-й класс, у меня уже было «энное» количество «троек». Причем, вместо некоторых «троек» педагоги вполне могли бы поставить и «двойку», особенно за математические все дела. Но они знали, что просто я уже «весь там» и готовился поступать только в театральное, поэтому они мне прощали. А с моим другом Юрой Кочетковым, нынешним народным артистом и лауреатом всяческих премий, мы до сих пор вместе, хотя обоим нам уже за семьдесят.
А какие люди дальше стали определяющими для Вас уже в театральном мире?
Я поступил в Ленинградский государственный институт театра, музыки и кинематографии (ЛГИТМиК), где встретил потрясающее количество великих педагогов. Мой курс вел Борис Вульфович Зон он был просто уникальным человеком, у него было огромное количество учеников, ставших впоследствии знаменитыми артистами. Именно он и заложил основы… А потом, в своей актерской жизни, я получал такую режиссуру, о которой можно только мечтать: Георгий Товстоногов, Леонид Варбаковский, Мария Смакнеби, Андрей Гончаров.
Андрей Александрович Гончаров, главный режиссер и, позднее, художественный руководитель Московского академического театра им. Маяковского – это еще один очень важный в моей жизни человек. Он был настоящей душой театра, работать с ним было бесконечно интересно и в творческом и в человеческом плане. Когда его не стало, художественный совет театра, в который и я входил, и Армен Джигарханян, и Наташа Гундарева – мы все никак не могли найти нам другого режиссера… Мы даже просили Управление культуры подождать какое-то время, попробовать у нас разных режиссеров, которые будут ставить у нас спектакли, а мы по ним уже будем определяться… Мои коллеги и мне предлагали заняться этой работой, собирали подписи, но я был против – это жуткая ответственность – ты должен решать буквально судьбы людей – а это очень и очень непросто… Ведь бывало, что с приходом нового художественного руководителя, когда он от кого-то из актеров отказывался, это приводило к настоящим личным трагедиям… Ответственность в этом плане колоссальнейшая совершенно…
Это что-то подобное ответственности хирурга…
Да, именно, причем, хирурга по каким-то очень сложным операциям… Но тут даже не придумаешь – будет ли полезна эта операция в дальнейшем. Но, в итоге, нам назначили нового худрука… Мне не хочется об этом говорить, потому что он уже ушел из жизни, но с назначением Сергея Арцибашева, на мой взгляд, к сожалению, произошла ошибка. Он так себя повел, что я вынужден был уйти из театра…
И дело было совсем не в отношении ко мне – нет-нет, он меня назначал на роли, вел репетиции и так далее, так что дело не в этом. Просто однажды я вышел во внутренний двор театра и увидел, как под дождем валяются все фотографии 80-летнего содержания театра имени Маяковского… А там же такие актеры! Да, кто-то из них потом уходил из театра – тот же Миша Казаков – но они все побывали в этом театре. Это я говорю о том периоде, когда я их знал – а там же были просто гиганты! В общем, все это валялось во дворе, под дождем… Я бы не хотел, чтобы Вы меня видели в этом состоянии – я влетел к нему в кабинет и в нелицеприятных выражениях все высказал, сказав, что ноги моей больше не будет в этом театре. И я ушел, но, поостыв, понял, что из-за меня, как минимум, спектаклей пять пропадут. Тогда я вернулся, за год на все свои роли ввел вместо себя других и как только утвердили последнего из них, ушел уже окончательно.