Владимир ФИРСОВ
ЗЕЛЕНЫЙ ГЛАЗ
- Заверните, - сказал гражданин в пыжиковой шапке, подавая продавцу чек.
Над самым ухом у него кто-то вздохнул. Гражданин сердито обернулся. Через плечо ему заглядывал высокий вислоусый старик в очках, стараясь рассмотреть покупку.
- Простите, пожалуйста, - нерешительно сказал старик. - Вы не смогли бы уступить эту книгу мне? Понимаете, она мне очень нужна. - В робком взгляде старика чувствовалась какая-то тревога.
- Мне она тоже нужна, - с достоинством ответил гражданин в пыжиковой шапке. - Я пишу диссертацию об Аристотеле!
Он отодвинул плечом вислоусого и прошествовал к выходу. Но старик не отставал.
- Я вас очень прошу, - бормотал он в спину идущему. - Это для меня вопрос чести... вопрос жизни и смерти... Моя тетушка давно мечтала об аристотелевой "Поэтике". Она сейчас умирает... Последний подарок... Я очень прошу.
Гражданин обернулся и внимательно посмотрел на преследователя. Конечно, умирающая любительница Аристотеля была придумана только сейчас. Но в глазах старика светилась какая-то странная тоска, заставившая поверить, что эта книга действительно нужна ему, что это для него вопрос жизни и смерти.
Гражданин в пыжиковой шапке смягчился.
- Ладно, берите, - сказал он. - С вас шесть сорок.
Старик засуетился.
- Век благодарен буду, - бормотал он, выуживая из кармана монеты и смятые рубли. - Спасли меня...
Во всех карманах старика нашлось только четыре рубля девяносто семь копеек. Он с отчаянием посмотрел на обладателя драгоценной книги.
- Возьмите часы, - вдруг сказал он. - Тетушка умирает. Не могу без книги.
Гражданин в пыжиковой шапке растрогался.
- Ладно, берите так. Отдадите как-нибудь. Я здесь часто бываю.
- Никогда не забуду, - пробормотал старик, хватая книгу. - Все верну полностью. Свиридов моя фамилия. Николай Степанович. По гроб жизни обязан...
Крепко прижав книгу, старик выскочил из дверей букинистического магазина на февральский мороз. Денег на троллейбус у него не осталось, и он две остановки шел пешком.
Дома Свиридов долго с восхищением рассматривал дорогой переплет с золотым тиснением, грея руки на батарее, центрального отопления. Потом со вздохом перелистал книгу и разодрал ее на две части. Прикинул на глаз толщину половинок и разодрал каждую еще раз.
На душе у него было радостно. Более того, он был почти счастлив.
На следующее утро - это было воскресенье - Свиридов вышел из дома рано. С трудом вытаскивая ноги из выпавшего за ночь снега, он пересек двор и шагнул через порог скрипучей калитки в старых железных воротах. У ларька "Союзпечати" толпились люди, но газет, увы, уже не было. Ему досталась только "Пионерская правда", и это его явно не устраивало. Он пошел к другому ларьку, но газет не было и там.
Вконец расстроившись, старик повернул к дому. Выпрашивать газеты у соседей ему не хотелось.
На чисто выметенной дорожке стояла дворничиха Настя с метлой наперевес.
- Доброе утро, Николай Степанович, - сказала она. - Никак, напрасно прогулялись?
Старик только махнул рукой.
- Одна "Пионерская правда" и осталась. Как запустят что, нигде газет не достать. Прямо хоть с вечера становись у ларька.
- Мою возьмите, - сказала добрая Настя. - Я потом в витрине почитаю. - Она протянула ему вчетверо сложенную "Советскую Россию".
Старик сдержанно поблагодарил. Затем он развернул изрядно смятую в почтовом ящике газету, вздел на нос очки и нараспев прочитал:
- "Советская автоматическая лаборатория пересекает Море Спокойствия. Двести километров по Луне". - Он удовлетворенно хмыкнул, хотя искал в газете совсем другое. - Ага... вот: "На соискание Ленинской премии..." Явно обрадованный, старик непослушными пальцами начал складывать газету. Февральский мороз давал себя знать.
- Скоро уже, Николай Степанович? - спросила Настя, с почтением глядя на старика.
- Со дня на день жду, Настенька. По ночам просыпаюсь. Все думаю: как она там, стучит или нет?
- Дай-то бог, - сказала Настя. - А то прямо смотреть на вас жалко. Худой да бледный стали. В гроб и то краше кладут.
Свиридов только вздохнул. Последний месяц он сидел на самой строгой диете, тратя все деньги на покупку литературы.
Дворничиха для порядка махнула раза два метлой по уже выметенной дорожке и ушла.
Свиридов медленно поднялся к себе на третий этаж, нашарил в кармане ключ. Беспокоить соседей звонком ему не хотелось.
- Изобретателю привет! - раздалось у него над головой.
Услышав знакомый голос, старик даже вздрогнул немного и с досадой обернулся. На площадке четвертого этажа румяный мужчина с небольшим брюшком, обтянутым финским свитером, растирал лыжи куском пенопласта. Это был Зайчиков-старший. Свиридов знал, что его сосед - почти кандидат каких-то наук и работает сейчас в многотиражке очень серьезного института, занимающегося электроникой, молектроникой и другими популярными в наше время областями техники. Еще о Зайчикове было известно, что он за тридцать пять лет своей жизни успел поработать грузчиком, пожарником, ветеринарным врачом, начальником спасательной станции ДОСААФ, директором леспромхоза и режиссером областного драмтеатра. Словом, это был человек, видавший виды, душа-парень. Начальства он не боялся, был остер на язык, любил посмеяться над авторитетными мнениями и к тому же не верил ни в сон, ни в чох, ни в кибернетику. Свиридову уже не раз приходилось выслушивать от Зайчикова самые различные высказывания в свой адрес. Поэтому он старался не вступать в разговоры с ехидным соседом. Но ключ как назло запропастился, и Свиридов волей-неволей приготовился выслушать очередную порцию нападок.
