Борис Стругацкий
Затерянный в толпе
— Что-нибудь экстраординарное?
— Да как вам сказать… — Доктор Атта пожал плечами. Осторожно поднял бокал, отпил половину. — Да как вам сказать… Я ведь, собственно, не психиатр, я ларинголог, а горло у него было в полном порядке… (Гость вежливо улыбнулся.) В общем, сильное расстройство нервной системы… полная потеря памяти, речи… Нарушена координация движений — знаете, эдак заплетается на ходу, не сразу соображает, какой рукой взять что-нибудь, иногда сидит минут пять, не может встать — забывает, как… Одним словом, даже мне ясно — здесь пока нечему удивляться.
Гость согласно кивнул головой и сказал:
— Я видел случай более оригинальный. Помню…
— Да-да, простите. Я еще не кончил. Дело, конечно, не в этом. Знаете ли вы его историю? Как он попал к нам?
— Кое-что слыхал об этом, безусловно… Не уверен, правда… Это не в связи с катастрофой в Институте Сверхчастот?
— Да. Он был там швейцаром. Владислав Дьед — швейцар. В соседней лаборатории, где стоял новый генератор Ста — вы помните Ста, эдакий худощавый злобный мужчина? — так там лопнул какой-то баллон и произошло что-то вроде замыкания. Никто не пострадал — подождите, не перебивайте, я знаю, что вы хотите сказать, — никто не пострадал, потому, вероятно, что лаборанты в это время сидели в столовой. Возвращаясь оттуда, они заметили только, что Дьед мирно дремлет в своем кресле у подъезда… В лаборатории же, конечно, вонь, гарь, валяются горелые провода… Все, впрочем, оказалось, в общем, в порядке — да не перебивайте же. Ребята бросились прибирать и вдруг слышат — звенит бьющееся стекло. Выглянули в коридор — бедняга Дьед стоит белый как бумага, плотно прижавшись к стене… Глаза выкачены, руки в крови висят как плети… Рядом — огромное зеркало разбито вдребезги. Увидел людей — шарахнулся в сторону, налетел на колонну, упал, пытался уползти. Тут его и схватили. Привезли к нам в клинику, а у нас, разумеется, нет психиатрического отделения — откуда ему быть? — психиатра тоже нет, а ближайший теплоход с Большой Земли приходит через полмесяца… Но был у нас, правда, один врач-терапевт, молоденький парнишка, но великая умница, чертовски талантливый, упокой, Господи, его душу, как говорится…
Гость удивленно поднял брови, хотел что-то сказать. Атта опередил его:
— Да-да, это то самое, о чем вы порывались все время спросить. Взрыв, о котором все — и вы в том числе — знают. Разворотило весь Восточный корпус. Погибло человек пятнадцать — сам Ста, его лаборанты, этот парнишка-терапевт — звали его Авеесве, Артур Авеесве, Арчи, — и еще куча народу. Все, кто находился в лаборатории, в коридоре, на лестнице… В том числе, между прочим, новый швейцар. Беднягу обожгло радиацией — живого места не было…
— О, так вашему пациенту повезло! Вот уж воистину не знаешь, где найдешь, где потеряешь… Но вы говорили что-то о враче-терапевте…
Атта допил вино, кивнул и устроился поудобнее в кресле.
— Артур сказал, что давно увлекался психиатрией и что он возьмется если не лечить, то, по крайней мере, следить за больным. До чего же умный был парнишка! Знаете, я уже не молод, то, что называется старый опытный врач, — ergo скептик и все такое, но он умел увлечь меня… Он находил проблемы там, где все было вроде абсолютно ясно, а из каждого белого пятна вытягивал дюжину хитроумнейших гипотез, предусматривающих результаты всех возможных экспериментов — и невозможных тоже, — на которые у него, конечно, никогда не хватало времени. И вот Арчи предлагает мне понаблюдать за этим больным, собрать кое-какой материал. Его, видите ли, заинтересовали причины возникновения этого помешательства… Обстоятельства, действительно, были, мягко говоря, не вполне ясны… Человек сходит с ума от того, что за стеной, за капитальнейшей стеной лопается баллон и происходит короткое замыкание!
— Что же это — удар, сильное нервное потрясение, шок? — Гость был явно заинтересован.
— Не знаю, — откровенно сказал доктор. — Совершенно не могу себе представить… Даже сейчас. Тогда я мог еще меньше и тоже заинтересовался. Что будете пить — «Сино-Руа» или «Каркетон»?
— Все равно, — сказал гость. — Рассказывайте дальше.
— Я налью вам «Сино-Руа», — сказал Атта, выволакивая из буфета темного стекла бутылку с яркой этикеткой. — Это вам должно, по-моему, понравиться больше. Нет-нет, позвольте уж, я налью в этот… Вот так… Пейте маленькими глотками… Ну что? Нектар? Отлично! Так вот. Мы начали наблюдать за несчастным Дьедом. Первые дни старик был ужасен. Он не принимал пищи и почти не мог двигаться. Он лежал на койке в отдельной палате и часами остекленело глядел в потолок. Периоды мертвой неподвижности сменялись буйными припадками, когда его приходилось привязывать к постели. Говорить членораздельно он не мог, только мычал как паралитик. Его мучил, по-видимому, нестерпимый непроходящий ужас. Он боялся всего: санитаров, мух, тарелок, гудков машин… Какими глазами он смотрел на нас с Арчи, когда мы обследовали его!.. Увидев паука, он однажды чуть не выпрыгнул в окно… Но всему этому даже я не удивлялся. Собственно, те сумасшедшие, которых я видел на своем веку — еще в институте, на практических занятиях, — выглядели в общем так же. Артур уже тогда находил какие-то странности, но я как-то не удосужился поговорить с ним основательно на эту тему. Однако проходили дни, Дьед начал успокаиваться, в известном смысле приходить в себя, и тут-то и появились странности, которые поразили даже меня.
