Столб дыма был виден километров за десять. Первым забеспокоился Тимур. Он привстал На цыпочки, уставился в ту сторону. Потом оглянулся на меня, но ничего не сказал. Потом подвинул оба сектора газа до упора, И два «Меркурия» за кормой злобно взвыли. Меня откинуло на спинку кресла, и от неожиданности я выронил только что открытую бутылку пива «Грольш».
- Эй, капитан, - возмутился я, - ты что, спятил?
- Дым видишь? - ответил Тимур не поворачиваясь.
- Ну, вижу. И что?
- Как ты думаешь, что это так здорово горит?
Я пожал плечами и достал из-под кресла другую бутылку.
- Не знаю. Наверное, тайга.
- Да нет, Майкл Боткин, не тайга. То, что Тимур назвал меня полным именем, было дурным знаком, Я раздумал открывать пиво и, убрав бутылку на место, встал рядом с Тимуром, крепко взявшись за поручень.
- Тайга, она по-другому горит, - задумчиво сказал Тимур и, резко крутанув штурвал, обогнул подло торчавший прямо по курсу топляк, - а тут дым идет узким столбом и поднимается быстро. Значит, горит что-то более горючее, чем простые сырые деревья, У меня в груди екнуло. Насколько мне было известно, в той стороне, кроме нашей фазенды, ничего особо горючего не было.
- Ты что имеешь в виду? - осторожно поинтересовался я, боясь услышать ответ. Тимур покосился на меня и ответил:
- То же, что и ты. Я промолчал и тоже уставился вперед. Мы мчались по темной гладкой поверхности вечернего Чулыма со скоростью никак не меньше ста десяти километров в час. «Меркурии» слаженно зудели за кормой, и «Аврора» летела, как по ниточке. Высокий столб дыма, освещаемый заходящим солнцем, был неимоверно красив, в нем уже стали видны вертящиеся огненные комочки, взлетавшие ввысь со скоростью салюта, и при других обстоятельствах я с удовольствием поглазел бы на пожар. При том условии, естественно, чтобы не было жертв. Однако то, что я видел, нравилось мне все меньше и меньше, тем более что мы стремительно приближались к месту событий и надежды на то, что горит что-нибудь другое, а не наш дом, таяли пропорционально скорости движения, Вот уже пошли знакомые повороты, и до стремительно летящей в небо струи огня и дыма осталось не более трех километров. И вдруг из того же места, где горело - я до последнего не хотел признаться себе, что горит наша усадьба, - поднялся ярко светящийся огненный шар, который тотчас превратился в огненно-черный гриб. Гриб начал увеличиваться, но до размеров ядерного взрыва все-таки не дорос, и его медленно понесло в сторону. А с места пожара повалила черная копоть, подсвеченная снизу мрачным красным заревом. Солярка, - вздохнул Тимур. Ага… - согласился я, - двадцать пять тонн. Ну, наверное, поменьше, тонн двадцать осталось… Какая разница? - я поморщился, - А вот насчет Афанасия, что с ним?… Да, - коротко ответил Тимур. Наконец мы вылетели из-за последнего поворота, скрывавшего горящую фазенду, и нашим глазам открылось потрясающее зрелище. Вся поляна, на которой еще неделю назад стоял двухэтажный бревенчатый дом площадью триста метров, была охвачена огнем. Ни моего - МОЕГО - дома, ни сарая, в котором обитал Афанасий, ни высокого забора, составленного из заостренных бревен, - ничего этого не было и в помине. Мы слегка опоздали, и теперь могли только наблюдать горящую землю, над которой поднимались грязные языки солярочного пламени, дрожащее жаркое марево и клубы черного дыма. Тимур остановил «Аврору» метрах в ста от берега и, удерживая ее против течения малыми оборотами двигателей, сказал: Ну вот. Это называется - дотла. Да… - ответил я. Больше сказать было нечего. Вот только Афанасий… Афанасия нет, - помолчав, сказал Тимур, - его или вообще теперь нет, или он на охоте, Лучше уж на охоте, - торопливо ответил я. Да, конечно… Будем надеяться, Я посмотрел на дымящиеся ветви деревьев, окружающих просторную поляну, на которой происходила огненная вакханалия, и сказал:
- Как бы тайга не загорелась! Тимур внимательно осмотрел берег, потом окинул взглядом горизонт и, удовлетворенно кивнув, ответил:
- Не загорится. Примерно через час начнется дождь. Я тоже посмотрел на небо и увидел, что с востока приближается темный грозовой фронт. Ты знаешь… - я замялся, - мне что-то не хочется сходить здесь на берег. Мне тоже, - откликнулся Тимур. У нас там вроде что-то есть с собой? Ты что имеешь в виду? Ну, там… Бутылка водки вроде была и закусь какая-то… Ну да, есть, Поехали на противоположный берег. Посидим там, выпьем, так сказать, за окончание благополучной эры отшельничества. Я чувствую, что начинается новая жизнь. Какая - еще не известно, но новая. А старая кончилась - сам видишь. Тимур молча кивнул и, повернув штурвал, направил «Аврору» к противоположному берегу, до которого было около километра. Через несколько минут катер мягко ткнулся носом в песчаную отмель, и я, стараясь не оглядываться, соскочил на берег. Дождь так и не начался. С неба упало несколько редких капель, потом подул прохладный ветерок, а через полчаса выяснилось, что появление на небе плотного темного одеяла обернулось ничем. Оно проплыло над нами и удалилось в неизвестном направлении. То есть, конечно, в известном - на запад. Догонять солнце. Мы развели костер, и Тимур разложил на плащ-палатке колбасу, сыр и хлеб -убогое угощение на поминках по безвременно сгоревшему дому. В центре стояла литровая бутылка "Финляндии», но при таких обстоятельствах я, честно говоря, предпочел бы дорогому понтовому пойлу обыкновенную «Московскую" с зеленой этикеткой, Однако - не смотри коню в зубы, У него из рта плохо пахнет. Разлив водку по кружкам, Тимур взял свою и посмотрел на меня. Я кивнул, взял свой поминальный кубок и, взглянув на Тимура, сказал:
