Иван Тыщенко
Закон естественного отбора
Агрессия не была в почете. Напротив, агрессора после неудавшейся попытки ждали жесткие челюсти голодной капеллы, и его судьба ни у кого не вызывала сострадания. Обычно его окружали вчетвером. Некоторые пытались сопротивляться, но в Проверенной временем комбинации не было лишних движений: трое хватали за конечности, выворачивали их, вынуждая повернуть голову назад; четвертый надкусывал единственный выход центрального нерва на затылке. Смерть наступала мгновенно. Гуманно! Не правда ли? И сопротивлялись в таких случаях немногие, чаще всего со сдвигом в координационно-управляющей цепи.
Зато после успешной атаки нападавшего ждал лучший кусок, страх и уважение со стороны окружающих и относительное спокойствие на время двух-трех чревозаполнений. Риск безусловно большой. Но до конца зимовки оставалось еще по меньшей мере двенадцать чревозаполнений, и каждый прикинул в уме, что останутся лишь десятеро. Поэтому все с напускным миролюбием заискивающе передвигались друг вокруг друга, улучая верный момент, когда незадачливый собрат, забыв об опасности, наклонит голову и раздвинет головную и спинную панцирные пластины, обнажая беззащитный нерв.
Я был молодым и сильным. Такие твердым шагом проходят по шаткому мосту естественного отбора. И это правомерно: забота о потомстве, крепком и здоровом, превыше всего. От меня во многом зависело, кто попадет в заветную десятку.
Я не был богом и, как и все, не мог держать панцирные пластины постоянно сжатыми, но молниеносная реакция, много раз спасавшая меня от нападения, служила надежной гарантией безопасности, и отчаявшиеся друзья уже не рисковали проделывать со мной известные трюки.
Сам я прикончил не один десяток. И никакой жалости к ним не испытываю. Они виноваты сами. В жизни достаточно допустить лишь одну ошибку, следствием которой будет смерть. Этой единственной ошибкой могла быть и ошибка родителей в выборе друг друга. Если этот выбор был сделан не из строгого расчета генетической полноценности, а лишь исходя из пагубной взаимной симпатии, то этого достаточно, чтобы их ребенок пополнил быстро освобождающиеся резервуары энергии.
Ошибка некоторых была только в том, что они слабы физически. Таким, естественно, никакой пощады. Но сами они не догадывались, что неполноценны и роковой меч судьбы уже занесен над ними, а о своих ошибках узнавали лишь после замыкания в сети нервной системы. Биотоки переставали пульсировать в разрываемом на куски теле, которое с хрустом влетало в пересохшие пищеводы, и хриплый голос естественного отбора сообщал: "У тебя замедленная реакция. Тебе не место в обществе себе подобных!"
Ее я заметил не сразу. Она не была назойливой и не слишком мельтешила перед глазами. Судя по всему, она была представительницей четвертого пола. Продолговатое в талии туловище давало основание причислить ее к женской группе, а желтый оттенок глаз говорил об отрицательном заряде хромосом. В период летнего реакцегеноза я, быть может, и заинтересовался бы ею, но сейчас инстинкты не проявлялись.
Понаблюдав за ней некоторое время, я заметил, что она еле шевелит конечностями. Поэтому и движения ее были плавными и не привлекали к себе внимания. Это был первый признак наступившей старости. Видимо, срок ее жизни подходил к завершающей фазе, и поэтому она так стремилась не раздражать меня, но держаться все же поближе. При очередном чревозаполнении ей перепадало кое-что из моей трапезы. Да и желающих приблизиться ко мне было не так уж много, что частично гарантировало безопасность. Впрочем, я и сам мог разделаться с ней, но пока такого желания не возникало. Не люблю старческое мясо. И она, наверно, чувствовала, когда во мне пробуждается воинственность.
Само по себе то, что она дожила до такого возраста, казалось по меньшей мере странным. Неужели естественный отбор забыл про нее? Ведь выживают только молодые и сильные! Если оставлять всех подряд, то это приведет к нежелательным мутациям в их потомстве.
Но тут я вспомнил, что еще в период несамостоятельности, когда мое тело было частью материнского организма, голос инстинкта говорил о возможных случайностях. Тогда я не воспринял этого должным образом, полагая, что через продуманные сети естественного отбора вряд ли проскочат эти "случайности". Но результат был налицо. Видно, они и вправду существуют.
Через какое-то время я даже проникся к ней симпатией. Во всем ее облике было что-то интригующе-завораживающее. Все ее существо источало расхолаживающее умиление и нападать на нее просто не было сил. Быть может, это и есть тот щит, который спасал ее на протяжении многих зимовок.
Она была старая и слабая. Глядя на нее, я убеждался, что ей не место среди нас, молодых и сильных. Тем более, что оставалось еще тринадцать, трое из которых должны быть принесены в жертву во время очередных чревозаполнений. Я посмотрел на нее и поперхнулся при мысли, что придется глотать эту грубятину. Но ответный взгляд был так печален и беззащитен, что впервые в жизни я испытал жалость.
Но ведь кто-то же должен сделать Это!
Я боролся с собой. С одной стороны - жалость и неприязнь, с другой чувство долга перед природой.
