Ночью шел снег. Как обычно, где-то после трех Бет Хаммел проснулась, услышав торопливые шлепки босых ножек по деревянному полу.
– Мамочка?
Голос ее старшей дочери. Бин – этакое сокращение от Элизабет – было семь лет; прилежная ученица второго класса начальной школы, она с такой тщательностью вывела свое имя и оценки на списке рождественских подарков из каталога «Сирс», словно это было заявление для поступления в колледж.
Бет тихонько повернулась, стараясь не разбудить спавшего Джека, и посмотрела в темноту. Дочь стояла так близко, что Бет почувствовала ее запах – теплый и свежий, как запах хлеба из печи.
– Да, моя сладкая?
– Мамочка, идет снег.
– Я знаю. Вчера сказали, что будет снег.
– Весь мир белый. Иисус любит мир, он сделал его весь белым.
– Конечно, любит, сладенькая моя.
Джек запыхтел во сне, открыл глаза, приподнял голову и хрипло пробормотал:
– Тс-с, девочки!
Снова откинулся на подушку и через несколько секунд уже спал глубоким сном.
– Мамочка, можно к тебе?
– Можно, радость моя. – Бет подняла одеяло, освобождая место для Бин, которая юркнула в постель и прижалась к матери.
Девочка моментально притихла. Бет чувствовала, как бьется сердечко, поднимается и опускается хрупкая грудь ребенка. Нос у Бин, видимо, был забит, дышала она шумно, и Бет с тревогой подумала, как бы не проснулся Джек. Но он спал глубоким сном.
Бет тоже задремала. Ей снились тропические пляжи, но уже через час или два другой топот, на этот раз более легкий, вывел ее из дремы. Это обнаружила снег младшая Филлис, которую все звали Пу.
– Мамочка! – в радостном возбуждении прошептала Пу, дотрагиваясь до матери пухлыми пальчиками. – Мамочка, на улице все белым-бело.
– Тс-с, я знаю, – прошептала Бет.
Пу было пять лет, она ходила в детский сад, и ее волосики еще не начали темнеть, как у Бин. В своем сияющем нимбе Пу была просто прелестна и настолько же жизнерадостна, насколько серьезна была Бин. Но Пу была шумной, любила покомандовать, доставалось от нее и старшей сестре, а иногда и матери. Как и Джек, она не терпела возражений.
– Мамочка, Иисус любит нас.
– Да, любит, – снова подтвердила Бет.
Какая странная связь – любовь Иисуса и снег. Об этом говорил детям учитель воскресной школы несколько недель назад, в ноябре, когда выпал первый снег. Пу запомнила его слова, но Бет не очень хорошо поняла, что они значат.
– Мамочка, мне холодно. Я видела плохой сон. Можно мне тоже к вам?
Джек как-то пошутил, что всю жизнь мечтал спать одновременно с двумя женщинами – теперь иногда ему приходится спать в одной кровати даже с тремя.
– Да, только тихонько, – прошептала Бет. – Не разбуди Бин или папу.
Но Пу и не ждала разрешения, это было не в ее характере. Она скользнула в кровать, проползла и втиснулась между отцом и матерью.
Бет почувствовала, как замерзли ноги у младшей дочери от путешествия по голому полу. Пу приникла к матери, буквально слилась с ней в одно целое, единым стало даже их дыхание. Бет натянула одеяло до подбородка, отдаваясь ленивой, расслабляющей силе тепла.
Ей не спалось. Она лежала тихо, чувствуя рядом своих дочерей. Иногда в доме что-то стучало и от двери неожиданно тянуло холодом. Бет затаилась, ожидая прихода дремы, но она так и не пришла. Наконец, Бет посмотрела на часы: почти шесть. Будильник прозвенит в половине седьмого, а в семь Джек уже должен выйти из дома и на машине отправиться к месту новой работы в Бунсборо. Девочек надо накормить и одеть к восьми, чтобы успеть на автобус. Так что Бет решила в конце концов вставать.
Спустив ноги на пол, она сунула их в тапки и надела видавший лучшие дни красный нейлоновый халат. Бет надеялась, что на Рождество Джек подарит ей новый халат, но так как покупал он рождественские подарки обычно в сочельник, к тому же в местной аптеке, вряд ли она дождется обновки. Бет оглянулась назад, на три головы, уткнувшиеся в подушки. Ее муж, сильный, мускулистый мужчина, на три года старше ее – а Бет было двадцать девять – спал глубоким сном. Больше всего сейчас он напоминал зверя в берлоге, без всяких сновидений забывшегося в зимней спячке. Дочери лежали спиной к нему и выглядели особенно хрупкими и нежными в первых лучах света, пробивавшегося из-за штор. Такие тоненькие и красивые, носики, как хрупкое кружево, губки, как конфетки, дыхание тихое и ровное. Бет улыбнулась: легко любить своих дочерей в такие моменты, как сейчас, когда они мирно посапывают рядом, а не тогда, когда напоминают диких кошек. Эти трое единственные в мире, о которых она так заботилась! Это ЕЕ семья, ЕЕ семья. Ну хватит! Она заспешила в ванную, выдавила на зубную щетку пасту «Крест», почистила зубы. Теперь вниз – готовить завтрак.
Бет обошла дом, поднимая шторы. Утренний свет только-только пробивался над верхушками деревьев. А снег продолжал падать, его легкие хлопья, еще не изгаженные людьми, лежали ровным слоем. Может быть, Иисус действительно любит их? Словно только что созданный, мир сверкал белизной, куда ни посмотри. Он казался огромным – за ночь исчезли все облака. Стоя у раковины, из окна кухни Бет могла видеть белые крыши домов Беркиттсвилла, белые прямоугольники на фоне белого снега, окутавшего деревья. А позади были горы.
