Необычайная жизнь Потоцкого принадлежит двум эпохам: с Просвещением связаны энциклопедическая широта знаний, склонность к точным наукам; с романтизмом — страсть к путешествиям, к миру экзотики и фантастического. Детство будущего автора «Рукописи, найденной в Сарагосе» прошло на Украине, в поместьях, принадлежавших его отцу, коронному кравчему Польши Юзефу Потоцкому, и матери Анне Терезе, урожденной Оссолинской. В 1773 году двенадцатилетнего мальчика отправили в Лозанну, а затем Женеву, считавшуюся второй, после Парижа, интеллектуальной столицей Европы. Наряду с новыми и древними языками Потоцкий изучал математику, геометрию, естественные науки. Эти занятия были продолжены в Вене, в инженерной академии, которую он посещал с 1778 года, будучи некоторое время лейтенантом австрийской армии. Здесь он приобрел основательные познания в механике, начертательной геометрии, фортификации. После морского похода на Мальту, сопровождавшегося знакомством с Южной Италией, Потоцкий вернулся в Польшу. Он продолжал с прежним рвением заниматься науками, уделяя особое внимание изучению славянства, политической экономии, философии, литературе и истории древнего мира.
«Самое большое наслаждение, — вспоминал Потоцкий о своей молодости, — приносили мне долгие ночи, проведенные в тихом кабинете за изучением наук». Много лет спустя на границе с Китаем он писал не без легкой иронии: «Уже на исходе восьмой месяц моих странствий по этим пустынным просторам, но еще не было такого дня, который я не заполнил бы работой: рисую, пишу, составляю карты по древней географии и сравниваю между собою варварские наречия. Я работаю, не обращая внимания на времена года и на тучи насекомых, досаждающих мне и моим бумагам». И в другом месте: «Со времени моего первого путешествия минуло девятнадцать лет, сколько воды утекло! Но все мои шаги определены одними и теми же побуждениями. Люди, страстно увлеченные науками, напоминают в чем-то известного геометра из Сиракуз, которого легионер Метелла мог убить, но не оторвать от занятий».
Редкий эрудит, хорошо изучивший европейские библиотеки, он никогда не ограничивал себя одними книжными знаниями. Свои исторические разыскания Потоцкий стремился подтвердить наблюдениями из жизни многочисленных стран, которые он посетил.
Двадцатитрехлетний юноша, недавний гость венских и варшавских гостиных, совершил нелегкий путь по пустынным буджакским степям к устью Дуная и Северному Причерноморью, где лишь спустя десять лет была основана Одесса. Затишье между войнами позволило Потоцкому переправиться на турецкой фелюге в Константинополь, оттуда — в Египет, а спустя несколько месяцев вернуться на родину, посетив по пути находившийся под господством Блистательной Порты славянский юг Европы. В 1787 году Потоцкий отправился в Париж, откуда намеревался переехать в Англию, но изменил свои планы, торопясь попасть в Голландию, которой угрожало военное вмешательство Пруссии. Спустя два года Потоцкий совершил длительное путешествие по странам Средиземноморья. В 1791 году он снова в Париже, откуда его путь лежит через Ниццу, Лион и Марсель в Марокко. Знакомство с арабским миром и культурой ислама Потоцкий завершает в испанской Гранаде. За Испанией, Португалией и Парижем следуют Англия и Шотландия. 1794 год застает Потоцкого в Нижней Саксонии, где он объездил ганзейские города, Мекленбург и Голштинию в поисках славянских древностей. В 1797 году Потоцкий получил разрешение Павла I совершить поездку к предгорьям Кавказа. Несколько лет он проводит в Швейцарии и Италии (1803— 1804), а в 1805 году возглавляет научную миссию при русском посольстве, отправившемся в Китай. Какое разнообразие впечатлений! Каледонские скалы и горы Атласа, голландские дюны и низовья Волги, берега Невы и Темзы, испанское барокко и французская готика, парижские клубы и кочевья калмыков, египетские пирамиды, развалины римских амфитеатров. Средиземноморье, Европа, Африка, Азия. Любознательность Потоцкого не знает пределов. Вместе с приглашенным в Польшу французским воздухоплавателем Ф. Бланшаром он поднимается в Варшаве на воздушном шаре и ведет наблюдения за потоками ветра и состоянием облаков. Он увлекается астрономией, химией, биологией. В Париже беседует с уже прославленным в постановке «Магомета» (1787) актером Ф.-Ж. Тальма о судьбах классической трагедии, в Марокко знакомится с рассуждениями местного знатока и почитателя Аристотеля. Узкие улицы восточных городов, быт испанских цыган, нравы и обычаи кавказских племен — все привлекало внимание Потоцкого, обладавшего редким по широте восприятия и непосредственной отзывчивости чувством прекрасного.
Потоцкий порывает с традиционным жанром «ученого путешествия», с его канонами, связывающими авторскую свободу. Его научные труды теряют замкнутый профессиональный характер и начинают походить на путевой дневник или очерк, в котором даны не готовые выводы, а процессы их постижения, сложность поисков, неожиданность находок. Перед читателем появляется сам автор-путешественник, увлеченно рассказывающий о своих наблюдениях. Ни в чем не утрачивая серьезности, убедительности, исследования польского ученого раскрываются еще в художественном измерении. В дневниковых записях Потоцкого складывался его литературный стиль, отмеченный строгим лаконизмом и поэтичностью. Недаром Пушкин, большой поклонник дарования польского автора, замечал, что его «ученые изыскания столь же занимательны, как и испанские романы» («Путешествие в Арзрум»). «Занимательность» эта была продиктована определенной полемической направленностью.
