Должно быть, ему было чуть больше двадцати. Трудно определить возраст, когда лица почти не видно. Рыжеватая борода начиналась прямо под глазами, а глаза, в свою очередь, прятались за толстыми стеклами очков в роговой оправе; На нем была расстегнутая армейская рубашка цвета хаки, а под ней футболка – с рекламой самого модного пива этого года, производимого в штате Южная Дакота с использованием минеральной воды при варке. Коричневые вельветовые брюки, голубые кроссовки с золотой полоской. В одной руке с обкусанными ногтями он держал сумку аэрокомпании «Брэниф». В другой – издание поэм Уильяма Купера, из серии «Библиотека для всех».
Он положил книгу рядом с кассой, полез в карман, нашел две монеты по двадцать пять центов и бросил их на мой прилавок возле книги.
– Ах бедный Купер! – сказал я, взяв книгу. Переплет ее был ветхим, поэтому-то она и оказалась на столике для уцененных книг. – Моя любимая поэма – «Кот в уединении». Уверен, она есть и в этом издании.
Он переступил с ноги на ногу, пока я просматривал содержание.
– Вот она. Страница сто пятьдесят. Вы знаете эту поэму?
– Да нет, вряд ли.
– Она вам понравится. Уцененные книги – сорок центов книга или три книги за доллар, что еще дешевле. Вы хотите только одну?
– Да. – Он придвинул монеты. – Только одну.
– Хорошо. – Я взглянул ему прямо в лицо. Я мог как следует рассмотреть только его бровь, и по ней нельзя было судить, волнуется он или нет. Следовало что-то предпринять. – С вас сорок центов за Купера и еще три за «Губернатора в Албании» – не забыть бы его. И сколько же это получается?..
Я перегнулся через прилавок и ослепительно улыбнулся ему:
– Тридцать два доллара семьдесят центов.
– Что?!
– Экземпляр Байрона. Сафьяновый переплет, крапчатый форзац. Там, если не ошибаюсь, стоит цена – пятнадцать долларов. Уоллес Стивенс, первое издание, со скидкой – двенадцать долларов. А роман, который вы взяли, стоит всего-навсего три доллара или около того. Вы, наверное, его просто почитать хотите. Перепродав его, много не заработаешь.
– Не пойму, о чем вы говорите.
Я вышел из-за прилавка и встал между ним и дверью. Непохоже было, что он собирается удирать, но на нем были кроссовки: всякое может случиться. Эти воры – народ непредсказуемый.
– В дорожной сумке, – сказал я. – Полагаю, вам захочется заплатить за то, что вы взяли.
– Это? – Он поглядел на свою сумку так, словно был удивлен, увидев ее в руке. – Это же просто для спортзала. Знаете, толстые носки, полотенце, всякое такое.
– А если ее открыть?
Пот выступил у него на лбу, но он не сдавался.
– Вы не можете меня заставить, – сказал он. – Не имеете права.
– Я могу позвать полицейского. Он тоже не может заставить вас открыть сумку, но он может препроводить вас в участок и составить протокол, и вот тогда-то он будет вправе ее открыть. Неужто вы действительно этого хотите? Откройте-ка сумку!
Он открыл ее. В ней были толстые носки, полотенце, лимонно-желтые спортивные шорты и три книги, упомянутые мною, а также изящное первое издание романа Стейнбека «Заблудившийся автобус» в суперобложке. На нем стояла цена: семнадцать долларов пятьдесят центов. Пожалуй, дороговато.
– Это не отсюда, это не ваше, – сказал он.
– У вас есть чек?
– Нет, но...
Я быстро прикинул общую сумму на бумажке, затем вновь улыбнулся ему.
– Будем считать – ровно пятьдесят долларов, – сказал я. – Давайте деньги.
– Вы с меня и за Стейнбека берете?
– Угу.
– Но он уже был у меня, когда я вошел.
– Пятьдесят долларов, – сказал я.
– Послушайте, я не хочу покупать эти книги. – Он закатил глаза. – О Господи, и зачем я вообще сюда пришел? Послушайте, я не хочу никаких неприятностей.
– Я тоже.
– И меньше всего я хочу что-либо покупать. Знаете что, оставьте эти книги себе, оставьте и Стейнбека, черт с ним. Просто отпустите меня, а?
– Думаю, что вам следует заплатить за книги.
– У меня нет денег. У меня только пятьдесят центов. Послушайте, оставьте себе и эти пятьдесят центов, ладно? Оставьте шорты и полотенце, оставьте носки, ладно? Только дайте мне, черт возьми, отсюда уйти, ладно?
– У тебя совсем нет денег?
– Нет, ничего. Только пятьдесят центов. Послушайте...
– Давай-ка заглянем в твой бумажник.
– Что вы... У меня и бумажника-то нет!
– В правом кармане. Достань его и дай мне.
– Я просто не верю, что все это происходит на самом деле! Бред какой-то.
Я щелкнул пальцами.
– Бумажник!
Это был довольно симпатичный черный кнопочный бумажник, за которым предательски потянулся презерватив в упаковке, напомнивший мне собственную утраченную юность. В отделении для денег было почти сто долларов. Я отсчитал пятьдесят (пяти– и десятидолларовыми купюрами), положил на место остальное и вернул бумажник его владельцу.
– Это мои деньги, – сказал он.
– Ты только что купил на них книги, – возразил я ему. – Дать тебе чек?
– Зачем? Мне и книги-то не нужны, черт бы их побрал! – За толстыми стеклами его глаза наполнились влагой. – Что я с ними теперь буду делать?
– Полагаю, что чтение отпадает. А что ты собирался с ними делать, когда прятал в сумку?
Он уставился на свои кроссовки.
– Продать.
– Кому?
– Не знаю. Какому-нибудь магазину.
