Они сновали во тьме, эти призрачные существа, живущие в вечной ночи. Они замирали, сливаясь с окружающей их темнотой, когда огромные монстры с грохотом проносились над ними, наполняя туннели громом, врываясь в черноту их убежища, их холодного влажного святилища, стремительно несущимся светом и сокрушительным весом.
Не слишком трусливые, но все же достаточно осторожные, обычно они прятались, когда земля под ними сотрясалась и стены дрожали, пережидая, пока грохочущее чудовище пронесется мимо. Это был давнишний знакомый враг, но они хорошо знали: он может погубить неосторожного.
Они приспособились к своему подземному миру и выходили за его пределы только тогда, когда привычный мрак подземелья сливался с темнотой наверху. Они еще хранили в памяти смутный образ врага, целью которого было их истребление. Он обитал в надземном мире, залитом ослепительным светом. Там можно было чувствовать себя в безопасности, лишь когда это нестерпимое сияние, постепенно угасая, сменялось успокоительной темнотой. Но эта тьма все равно не была абсолютной: то тут, то там сквозь ночь пробивались слабые огоньки. Правда, эти огни создавали тени, а тени всегда были их надежными союзниками.
Неприхотливость в выборе пищи давно уже стала для них нормой. Поэтому, совершая вылазки в надземный мир, они никогда не удалялись слишком далеко от своего убежища. Они питались себе подобными ночными тварями, часто довольствуясь первой попавшейся добычей. Конечно, они предпочли бы волнующий вкус влажной и теплой трепещущей плоти, но и эта, уже остывшая и никак не реагирующая на жгучие ласки их челюстей пища заполняла желудки, поддерживая их жизнь. И они довольствовались этим, проявляя и здесь свою предельную осторожность. Они никогда не брали слишком много и никогда не возвращались на одно и то же место. Это было что-то большее, чем обычный страх перед естественным врагом, — они обладали обостренным внутренним чутьем, порожденным каким-то трагическим событием, постигшим представителей их вида много лет назад. Это событие настолько изменило их, что они стали существами инородными даже среди себе подобных.
Они научились жить глубоко под землей, чтобы не попадаться на глаза врагу, добывать еды ровно столько, чтобы не привлекать к себе внимания, убивать свои жертвы, никогда не оставляя следов, и, наконец, если пищи оказывалось недостаточно, они поедали друг друга, потому что их было много.
Они бесшумно двигались в темноте: черные, щетинистые, с огромными и длинными острыми передними зубами. Они всматривались в темноту своими желтыми глазами, принюхиваясь к сырому воздуху подземелья, но глубоко затаившийся в них инстинкт жаждал другого, как будто еще неведомого им запаха: сладковатого запаха живой человеческой крови. Скоро они его узнают.
Однажды их чуткие длинные уши уловили далекий вопль, пронзительный вой, какого они никогда не слышали прежде. Они напряглись и затихли, привстав на задние лапы, морды их задергались, шкуры ощетинились. Они со страхом прислушивались к этому звуку и немного успокоились только тогда, когда он прекратился. Но затем наступила тишина, еще более пугающая, чем только что исчезнувший звук. Они все еще ждали чего-то, затаив дыхание и не смея сдвинуться с места, когда грянул гром, показавшийся им в миллион раз оглушительнее знакомого грохота, издаваемого гигантскими чудовищами, обитающими в их подземных жилищах. Этот жуткий неистовый рев сотрясал весь подземный мир, разрывал темноту, разрушал стены и крышу туннеля, вздымал землю, а их самих разметал в огромные копошащиеся кучи. От страха они давили друг друга, царапались когтями и кусались острыми как бритва зубами.
Вскоре с другой стороны последовал еще один удар. Воздух был наполнен пылью, дымом, ревом и криками, переходящими в визг. Еще. Еще один удар. Надземный и подземный мир непрерывно сотрясались от этих ударов.
Обитатели подземного мира, оглушенные шумом, визжа от ужаса, в панике рвались в глубь туннеля, стремясь скорее добраться до своего убежища.
И не напрасно — созданные человеком пещеры выдержали чудовищное давление ударов, обрушившихся на город. Через некоторое время снова наступила тишина, нарушаемая лишь шорохом множества лап.
Мириам застыла на месте. Что случилось? Что за паника? И что означает этот ужасный воющий звук, напомнивший ей сирены второй мировой войны. О нет, это не может повториться!
Она была так потрясена и испугана, что продолжала стоять, хотя вокруг люди толкались и, распихивая друг друга, мчались куда-то в страхе. Чего они испугались? Самолетов с бомбами? Но она все еще не могла в это поверить. Конечно, ей следовало бы почаще смотреть новости и прислушиваться к разговорам соседей. Мириам вспомнила какую-то передачу по радио об усилении напряженности на Ближнем Востоке, но об этом говорят уже много лет. Это ничего не значит:
просто новости, слова, прочитанные вслух хорошо поставленными голосами дикторов. Это не имело ничего общего ни с покупками в “Теско”, ни со стиркой белья, ни с шалостями ее внуков, ни с ее жизнью в Чигвеле... То есть не имело к ней никакого отношения.
