На всем, что только может летать...
Настоящий летчик-испытатель должен свободно летать на всем, что только может
летать, и с некоторым трудом на том, что, вообще говоря, летать не может.
Это изречение, давно ставшее в авиации классическим, принадлежит
летчику-испытателю Сергею Александровичу Корзинщикову. Кстати, он сам в полной
мере отвечал этому требованию, как, впрочем, и многие другие наши коллеги по
испытательной работе.
Но трудно назвать летчика, к которому слова Корзинщикова относились бы в
большей степени, чем к Юрию Александровичу Гарнаеву.
На чем он только не летал!
На сверхзвуковых истребителях, тяжелых дальних бомбардировщиках, вертолетах,
планерах, летал и на таких аппаратах, на которых — ни до него, ни
после — не летал больше никто.
Почему — больше никто? На это нетрудно ответить.
Дело в том, что вновь создаваемые конструкции летательных аппаратов бывают
двух основных категорий: опытные и экспериментальные.
Опытные призваны — разумеется, лишь после успешного прохождения
испытаний — послужить прототипами многих сотен, а то и тысяч серийных
экземпляров определенного военного или гражданского назначения.
У экспериментального же самолета назначение одно — исследование в полете
чего-то принципиально нового: новых, ранее никем не достигавшихся скоростей,
новых высот, новых маневров, новых конструктивных решений... Такие самолеты
изготовляются в количестве одного-двух, от силы — трех экземпляров. И,
выполнив то, ради чего их сделали, чаще всего на этом свою карьеру и
заканчивают: становятся на прикол. Вот и получается, что, кроме проводившего
испытания летчика, никто на них и не летал.
Конструктивные формы экспериментальных аппаратов бывают порой довольно
неожиданными — как говорится, ни на что не похожими. Впрочем, оно и
неудивительно: для проникновения в новое и требуется не та техника, которая
успела стать привычной.
Среди таких «ни на что не похожих» широкую известность в свое время получил
турболет, первое же появление которого в дальнем, относительно тихом углу
нашего испытательного аэродрома не прошло незамеченным. Аэродромная братия
вообще достаточно любопытна (по моим многолетним наблюдениям, любопытство, или,
если хотите, любознательность, входит в число профессиональных качеств, присущих
хорошему испытателю). А здесь действительно было на что посмотреть.
Впрочем, вернее будет сказать, что смотреть было почти не на что, и это-то, в
сущности, и привлекало к турболету всеобщее внимание.
Перед нами был обычный, почти голый (то есть не закрытый капотами) реактивный
двигатель, поставленный вертикально — на попа — так, что его
реактивная струя создавала тягу, направленную вверх. К двигателю были приделаны
четыре тонкие, на глаз казавшиеся очень хрупкими, длинные ноги шасси,
заканчивавшиеся маленькими, самоориентирующимися, как у рояля, колесиками. Сбоку
была прилеплена небольшая кабина летчика. На длинных штангах — как на
каких-то карикатурных руках — во все четыре стороны торчали органы
управления всего этого немыслимого сооружения — струйные рули.
Просто? Конечно, просто. Да и сама идея подниматься вверх, используя для
этого непосредственно тягу двигателя, чрезвычайно проста — можно сказать,
сама приходит в голову, — а потому не раз высказывалась и раньше. Одна
беда — не было до этого таких сильных и в то же время легких двигателей,
которые были бы в состоянии поднять вверх не только самих себя, но и еще
нескольких неизбежных «иждивенцев» — конструкцию летательного аппарата,
горючее, систему управления — в придачу. Ко времени, о котором идет речь,
такие двигатели наконец появились, а вслед за ними незамедлительно появился на
свет божий и турболет.
Первая реакция ироничного населения аэродрома на появление нового
сооружения (свое право именоваться летательным аппаратом ему еще
предстояло доказать) была не столь торжественной, сколь развлекательной: очень
уж необычным, действительно ни на что не похожим был внешний вид турболета.
Впрочем, ни на что не похожих вещей на свете, по-видимому, не бывает. И
аэродромные остряки немедленно подтвердили эту концепцию, окрестив новую машину
«летающей этажеркой».
Поначалу, пока шла отработка системы управления, да и опыта полетов на столь
уникальном аппарате у Гарнаева (как, впрочем, вообще ни у кого на свете) не
было, удерживать равновесие после отрыва от земли было нелегко.
Но неожиданно быстро этот начальный этап освоения необычной машины остался
позади, и Гарнаев начал, к сугубому удовольствию всего аэродрома, выделывать на
турболете такие номера, что кто-то из зрителей восхищенно сказал:
— Ну прямо вальс танцует!
Легко догадаться, однако, что затеяна постройка турболета была отнюдь не для
того, чтобы развлекать нас танцами в воздухе. Благодаря полетам на нем удалось
получить чрезвычайно полезные данные, уже в недалеком будущем очень
пригодившиеся при проектировании летательных аппаратов вертикального взлета.
Зрители, наблюдавшие несколько лет назад авиационный парад в Домодедово, с
большим интересом смотрели на вертикально взлетающий и садящийся реактивный
истребитель, пилотируемый заслуженным летчиком-испытателем СССР, Героем
Советского Союза Валентином Григорьевичем Мухиным. Можно без преувеличения
сказать, что эта машина оказалась одним из центральных номеров всего парада.
Взлетая и приземляясь, как вертолет, она в воздухе ходила со скоростью и
маневренностью нормального реактивного самолета.
