Тинка, мелкий бесёнок, сосредоточенно взбивал подушки на бабкиной кровати. Лиза поглядела на него с завистью и снова уткнулась сонным лицом в собственную подушку.
— Лиза-а-а! — снова позвала Серафима.
Девушка простонала и натянула одеяло на голову. И зачем всю ночь просидела за бабушкиными книгами? Теперь никак глаза не разлепить. На спину немедленно приземлилось нечто проворное, сбежало к ногам, засунуло тонкий хвостик под край одеяла, и принялось щекотать голые пятки девушки.
— А ну — брысь! — Лиза изловчилась, нырнула под одеяло и схватила шустрого Тинка за кисточку на хвосте.
Бесёнок зафырчал, сердито сверкнул глазами-бусинами и попытался цапнуть девушку за палец.
— Лиза!
Настойчивый голос, звучавший из другого конца дома, заставил обоих притихнуть и воровато выглянуть из-под одеяла.
— Иду, бабуль! — девушка щёлкнула пальцами по чёрному вздёрнутому носу бесёнка и соскочила на пол.
Она обулась и сонно вышла из комнаты, направляясь к кухне. Серафима была здесь. Дорогая бабушка… Хотя, это слово мало шло бодрой женщине, ловко управляющейся с ковшиком. На вид Серафиме было лет тридцать пять, не больше. Такова уж была её ведьмина природа. Хотя, в присутствии невестки, матери Лизы, ведьме приходилось скрывать себя. Ведь людям не объяснишь, от чего это ты в свои положенные семьдесят, выглядишь как Моника Белуччи. Хотя от роду Серафиме было все сто шестьдесят семь, и вот это уж точно тайна из тайн, скрываемая даже от смертного сына.
Бабуля готовила завтрак, и всегда делала это сама. Никакой прислуги в доме никогда не было, в отличие от родительского особняка. Вот выльет Серафима жидкое тесто из ковшика на сковороду, да знай себе, книжку читает. Только пальчиком и ведёт, когда блинчик с одной стороны подрумянится. Тот над сковородкой подлетает, к самому потолку, затем перевернётся и шлёп обратно — золотиться до готовности. А тут уже и Тинка с лопаткой: сгребает ароматное добро со сковороды, да на тарелку выкладывает. Усердствует зараза так, что даже язык набок повесил.
— Наконец очнулась? — поджала губы Серафима, глядя на внучку поверх книжки.
«Любовная любовь на бутерброде»… Как она может это читать? Лиза присела на краешек стула, немедленно опустила на стол руки, и сверху на них устроила свою сонную голову.
— Угу, почти.
— Опять всю ночь просидела? Не дело это. Теперь заснёшь по дороге или на занятиях.
— Как-нибудь до вечера дотяну… — внучка снова зевнула, немедленно прикрываясь ладонью, и потянулась к тарелке с блинчиками.
Тинка резво соскочил со столешницы и шлёпнул девушку лопаткой по пальцам.
— Вот чёрт! — Лиза сердито убрала руку, намереваясь вновь схватить зловредное существо за хвост.
Тинка высунул длинный язык, бессовестно показывая его девушке. Бабуля укоризненно покачала роскошной головой и нахмурилась.
— На моей кухне все должны сидеть тихо, как мыши! — глаза ведьмы потемнели, обещая конец суете.
— Я сейчас, бабуль, — Лиза поднялась со стула и отправилась к ванной, — может, от холодной воды быстрее проснусь.
— Поспеши, пока всё не остыло, — проворчала ей вслед Серафима, продолжая читать.
Понедельник сегодня. Понедельник — это страшный день. В календаре Елизаветы НерИ этот день всегда был обозначен чёрным крестом. Ещё только зазолотился сентябрь, а ей уже становилась невыносимой учёба.
У бабушки так хорошо: всё лето можно быть собой и ведьминому делу обучаться. А какой толк в простом университете? Лиза всегда знала, чего хочет. В этот самый момент ей являлся образ её, самой верховной Лиридон. Вот на кого стоит равняться каждой ведьме. Но матери не объяснить, что зельеварение куда нужнее начертательной геометрии.
Так уж вышло, что бабушке Серафиме с детьми не повезло: сын родился, и сила ему не передалась. Невестка вообще из «простых смертных» была. Вот и возлагала бабушка все надежды на внучку. И сама Лиза так же предавалась своим мечтам и старательно училась. Хотя порой бывало, что от этих «стараний» дым над домиком Серафимы ещё несколько дней стоял.
Но лето прошло, и уже вторую неделю приходилось вставать ни свет ни заря. Лиза окунула лицо в прохладную воду, которую набрала в ладони и попыталась прогнать сонливость. С зеркала в ванной на неё смотрело сонное взъерошенное отражение.
Лиза взяла с полки под зеркалом расчёску и принялась приводить в порядок свои каштановые волосы. Ими она в мать удалась. Ольга тоже была зеленоглазой шатенкой. Вот только у матери пряди зеркальной гладью лились по плечам, а у неё вились, словно назло, и никакая сила не могла заставить их лечь спокойно.
Разве была хоть капля величия в этих «волнах»? Вот у бабушки Серафимы, как на зависть, такие чёрные, ровные. А как ловко она рукой знаки чертает… Лиза вздохнула и сонно провела пальцем по запотевшему зеркалу. По его краю немедленно пошли паутиной трещины, а затем громкий звон бьющегося стекла раздался на весь дом.
— Лиза-а-а-а! — буквально прорычала Серафима с кухни.
Девушка моментально отпрянула, боясь пораниться. Опять сила подвела её. Вот так всегда, когда не выспится. Раковина была до верха наполнена осколками зеркала. Только пластиковая рама печально покачивалась, вися на одном уцелевшем гвозде. Да, понедельник, он и есть понедельник…
