Марсианское утро 15 июня 2011 года ничем не отличалось по погодным условиям от предыдущих, и вряд ли будущие рассветы будут иными. Поднимавшееся из-за горизонта солнце, которое на Земле считалось символом жизни и расцвета, на Марсе казалось небольшим и тусклым шариком в мире красного безумия. А с точки зрения прагматика — даже бесполезной штукой, ибо света это небесное тело давало мало, а тепла — тем более. Почему-то складывалось впечатление, что светило — это на самом деле мрачный фонарь у катафалка.
Я стоял на космодроме «Каракатица» и смотрел вверх — на основную взлетную площадку. Там на стартовых стапелях покоилась гигантская ракетно-космическая система, состоящая из трех реактивных ускорителей, бака с горючим и укрепленного на нем сорокаметрового космоплана «Центурион». Вся эта махина вызывала уважение даже у видавшего виды техника или инженера. А что касается таких простых смертных космонавтов как я, то для нас она представлялась самым настоящим божественным творением.
На Марсе всегда стояла одинаковая погода, и практически всегда было холодно. Но человек никогда не ощущал его, благо терморегуляторы, встроенные в систему жизнеобеспечения скафандра, никогда не подводили и всегда поддерживали оптимальную температуру. Нужно признать, что марсианский скафандр — это фактически миниатюрная подводная лодка, способная существовать в автономном режиме. Ведь земные ученые хотели предусмотреть все неожиданности, которые могли появиться на Марсе. И каких только эпитетов мог удостоиться миниатюрный компьютер, следящий за состоянием как внутри скафандра, так и за окружающей средой, и способный принять все меры предосторожности и защиты в случае угрозы жизни космонавта. Меня не застали бы врасплох ни пылевая буря, которая, являлась единственной природной хозяйкой планеты, ни мощные, хотя и редкие, тектонические сдвиги. Конструкторы предусмотрели все, даже систему самозащиты: две безоткатные орудия на плечах, боевой прицел и датчики слежения за мишенями. Самое смешное заключалось в том, что вся эта дорогостоящая штука была по своей сути самой бесполезной на Марсе, ведь воевать здесь не с кем, негде и главное — незачем!
Но марсиане — практичный народ. Они использовали оружие в несколько иной плоскости — более созидательной, например, для расчистки местности, когда вели строительные работы. Если мешал какой-нибудь валун, то кто-нибудь нацеливал пушку и производил выстрел. Ядерный заряд мгновенно расплавлял камень в пыль. Но и стреляли мы редко, если честно признаться, ибо миниатюрное атомное оружие — одно из дорогих удовольствий человечества.
Марс оказался более мрачной планетой, чем думали люди, когда впервые вступали на поверхность. За эйфорией первых полетов и посадок они не видели скукоту и однообразие марсианской жизни. Ведь за сотни миллионов лет здесь не произошло никаких изменений. Археологи, биологи, геологи, картографы и топографы, а также прочая научная братия, едва спрыгнув с первых космических шлюпок на поверхность, начинали усиленные поиски полезных ископаемых, органическую деятельность и даже разумную цивилизацию. С той поры прошло не меньше десятка лет, а энтузиазма у этих исследователей не убавилось. Правда, я замечал, как мрачнели их лица, когда на своих картах они ставили крестики, означающие бесперспективность дальнейших изучений в этом квадрате. А таких крестиков становилось все больше. Каждый из ученых жаждал славы и открытий, а они отодвигались все дальше и дальше, и для некоторых уже скрывались за горизонтом.
Не знаю, кому пришла мысль построить станцию «Arslan» на северной широте Марса, и какими критериями руководствовались в ООН, когда разрабатывали международную программу освоения Марса. Равнина Утопия с высоты орбитальных спутников и в красках фотопленки «Полароид», обработанной к тому же компьютером, казалась идеальной и прекрасной для марсианской колонии. Но на самом деле это кошмарное для строителей и унылое для романтиков место. Ландшафт нисколько не предрасполагал к уюту. Зато здесь, среди трещин и каменистых холмов расположился гигантский комплекс, стоивший мировому сообществу свыше девятисот миллиардов долларов. Мне трудно оценить, зачем были вбуханы такие колоссальные деньги, если отдача от станции даже после пяти лет эксплуатации не поступила. Иногда я думал, может, стоило эти средства направить на освоение пустынь на Земле, например, Сахары или Гоби? Эффекта для человечества было бы больше. Впрочем, не мне судить о глобальных планах ООН.
Марсианская станция ежедневно «съедала» огромные средства, фактически это был пылесос по высасыванию денег у мирового сообщества. На красной планете постоянно велись работы по строительству и расширению станции.
Я даже не могу оценить общую площадь, занимаемую этим сооружением, но могу сказать, что основная часть комплекса располагалась под землей, на глубине сорока метров. Именно здесь в марсианских пластах на шести ярусах расположились научно-исследовательские лаборатории, жилые и бытовые отсеки, рабочие кабинеты, спортплощадки и бассейны, оранжереи, а также библиотека, кинотеатр и лекционные залы. На поверхности находились в основном научные приборы, датчики, а также гаражи с пескоходами, вертолетная площадка и три космодрома — основной «Муравей», грузовой — «Тарантул» и аварийно-вспомогательный — «Каракатица» (наш космоплан, например, располагался на последнем, ибо он больше всех был приспособлен к нештатным ситуациям.
