А. А. Болибрух
Воспоминания и размышления о давно прошедшем
Андрей Болибрух был исключительно талантлив как математик и поэт, но больше, чем математику и поэзию, он любил жизнь и людей. Он прожил короткую, но яркую жизнь, не лишенную парадоксальности. Разгадку парадоксов его жизни мы ищем в публикуемых ниже «Воспоминаниях…» и находим ее там, но лишь отчасти.
А. Ф. Харшиладзе
Андрей останется в моей памяти как личность абсолютно уникальная. С любопытством и легкостью относившийся к жизни, писавший стихи и друживший с искусствами, он неожиданно становится не просто выдающимся ученым, но одним из столпов всей отечественной математики. К несчастью, такое обычно не прощается: Андрей был убит неведомо откуда взявшейся болезнью.
В. А. Варданян
Я мало был связан с Андреем на этом, (увы) последнем этапе его жизни. Но раза два-три мне пришлось обращаться к нему с разными просьбами как к заместителю директора Стекловского Института и имеющему административные функции в отделении математики РАН. Я с большим удовольствием мог видеть, что быстрый административно-академический взлет нисколько не испортил его характера. Напротив, если обычные бюрократы организуют свою работу на основе принципа Гельфанда-Цейтлина о минимизации взаимодействия (с внешним миром), то редкие люди, подобные Андрею Болибруху, стремятся к максимальной четкости, именно для того, чтобы максимизировать «взаимодействие», живя по известному принципу «за все в ответе».
А. В. Чернавский
Книжка Андрея замечательна тем, чем был замечателен он сам — добрым и честным отношением к людям. Именно ее мы можем дать нашим детям и сказать: «Вот так мы жили». Таким был Андрей. Помните о нем…
А. Л. Семенов
Эта небольшая книжка почти целиком написана в Гематологическом научном центре, в котором я оказался на положении пациента в середине декабря 2002 года. Неприятная тяжелая болезнь, которой я заболел, требовала недель и даже месяцев пребывания в больнице (разумеется, с перерывами между курсами лечения), и я оказался перед необходимостью как-то перестраивать свою привычную жизнь, приноравливаясь к возникшим обстоятельствам.
Меня поместили в отдельный комфортабельный бокс со всеми удобствами, отыскали замену компьютерному столику, и я смог работать. Может быть не так интенсивно, как дома, но зато регулярно и достаточно методично. Когда я чувствовал себя совсем хорошо, мне удавалось заниматься математикой, и я даже написал здесь и подготовил к публикации несколько статей. В остальное время я писал фрагменты этих воспоминаний и редактировал написанное.
Мне давно хотелось описать те забавные случаи, которые со мной происходили, рассказать о той атмосфере 70-х годов, в которой я вырос, о своих пристрастиях и занятиях во время учебы в МГУ. Возможно, читателю будет интересно узнать, чем мы тогда жили, что читали, чем занимались.
Если мне удалось хоть как-то передать неповторимый аромат этого замечательного времени (замечательного хотя бы уже потому, что это было время нашей молодости), то я буду считать свою задачу выполненной. Если нет — надеюсь, читателя не слишком обременит груз сведений из жизни автора, в который в этом случае превратится книга, и он все же найдет для себя что-то созвучное тем эпизодам, которые в ней приведены.
Я приношу свою самую глубокую благодарность выдающимся врачам Андрею Ивановичу Воробьеву, Александре Михайловне Кременецкой и Сергею Кирилловичу Кравченко, а также всему замечательному медперсоналу ГНЦ РАМН, которые создали мне прекрасные условия для лечения и работы, без которых я никогда бы не смог написать эту книжку.
Для меня, как и для многих моих друзей, посещение интересной выставки, музея — большая радость. Но до недавних пор я и не подозревал, что делаю это как-то неправильно, пытаясь объять необъятное и обойти музей за какие-нибудь 5–6 часов. Результатом такого осмотра является путаница ощущений и смешение художников и стилей.
Лишь несколько лет назад я научился правильному посещению музеев, и произошло это в знаменитом Прадо. Я приехал в Мадрид на 2–3 дня, часам к 4-м устроился в гостинице и решил хотя бы на 2 часа заглянуть в этот музей. Поскольку времени было немного, я решил ограничиться картинами Босха, Веласкеса и Гойи, отложив на потом все остальное. И я не пожалел о принятом решении. Не говоря уже о том, что в Прадо собраны прекрасные картины этих замечательных художников, неторопливый осмотр позволил мне гораздо лучше почувствовать ту неповторимую атмосферу, которую создают подлинные шедевры, а также, как мне кажется, частично проникнуть и в некоторые замыслы художников.
Я имею в виду прежде всего знаменитую серию «Искушения святого Антония» Босха. В Прадо имеется по крайней мере 2 картины на эту тему, и я простоял около них не менее получаса, пытаясь понять, что так заинтересовало художника в этом библейском сюжете.
Мне кажется, что Босх пытался решить для себя загадку необыкновенной стойкости святого: что только не предлагает ему Сатана, пытаясь совратить! Здесь и прекрасные молодые женщины, и удивительные яства, и напитки, и многое другое. Однако святой Антоний остается тверд и неприступен, несмотря на эту мощную осаду. Конечно, проще всего было бы списать такое поведение на святость Антония и показать нам фанатика духа, не поддающегося ни на какие соблазны! Но Босх ищет другое, более человеческое объяснение ситуации.
![Решения. Моя жизнь в политике [без иллюстраций]](/storage/book-covers/72/72da1766d49c9bb136c26193c60df799dd298cfb.jpg)
