Мельников Валентин
Воскресение из мертвых
(рассказ, услышанный в электричке)
Гудит, дрожит электричка, за окнами проплывают зеленые пейзажи Подмосковья. В общий шум вплетается веселый, бойкий говорок, сразу привлекающий к себе внимание.
- Неужто вы не слыхали про то, как наш батюшка подобно Иисусу Христу из мертвых воскрес? Что, не верите? А вот послушайте.
Городок наш небольшой, сами знаете. И храм всего один, стоит на отшибе, недалече от Волги. Вокруг леса, санатории и дома отдыха на опушках. Храм старинный, еще в двенадцатом веке, сказывают, построен из добротного камня. Потому прочный и какой-то по-домашнему уютный. Особенно хорошо и покойно становится на душе, когда колокол созывает прихожан к заутрене. Редкие басовые удары его... бум... бум... торжественно возносятся над лесами.
Много лет прослужил в том храме священник отец Михаил. Человек он добрый, всеми уважаемый, однако ж со странностями. Не любил, например, батюшка, когда во время службы воробьи по храму порхают. Ну, казалось бы, тварь неразумная, что с нее возьмешь. А отца Михаила воробышки отвлекали от молитвенной благости и сердили своим неуместным чириканьем. Потому, придя во храм с утра пораньше, первым делом начинал он гонять шустрых птах - махал длинным шестом и покрикивал: "Кыш, треклятые! Гляди-ко, весь алтарь с иконостасом зас..."
Надо сказать, природная веселость и темперамент батюшки иногда подводили его. За шутками-прибаутками он забывал меру выпитого и, случалось, пребывая в гостях после венчания или крестин, терял способность к самостоятельному передвижению. Зная этот грех, матушка силой удерживала его от сетей Бахуса и досрочно уводила с пирушки, пресекая сопротивление увесистыми колотушками.
Но вот выпал злокозненный день. Отслужив на крестинах, отец Михаил тайком принял пару граненых стаканчиков беленькой, а закусить как следует, видно, не успел. Потом как пошли тосты, добавил еще и еще. Тут вмешалась матушка и повлекла его, чуть тепленького, домой. А чтоб попасть туда, надобно было форсировать по шатким понтонам широкую водную преграду, то бишь Волгу. Ноги батюшки и на твердом-то месте заплетались, писали восьмерки, а тут совсем разъехались, принудив господина своего опуститься на четвереньки. Пришлось матушке тащить его за собой в таком неподобающем виде аки бычка упирающегося.
Так добрались они до другого берега. Оба выбились из сил и, чтоб передохнуть, присели на низкую стенку деревянного сруба над полузасыпанным землей старым колодцем. Да недолго отдыхали. Перевесился батюшка над срубом и ухнул вниз. Матушка давай кричать да звать, но из колодца ни звука. Пришлось поспешить за помощью. Сбежался народ, подняли тело, поглядели, а оно ни дать ни взять мертвое. Послали за доктором, который аккурат в тот самый час сидел на именинах и был, как и батюшка, сильно под градусом. Посмотрел доктор, пощупал и говорит: "А батюшка-то, кажись, помер".
Похоронили отца Михаила при большом стечении народа. Когда безутешная вдова в последний раз приникла к лицу его и поцеловала в лоб, показалось ей, что на устах усопшего явилась как бы легкая усмешка. Испугалась она и, промолвив "свят, свят", перекрестилась.
Ночью к свежей могиле с лопатой в руке прокрался спившийся бродяга Степка, при свете луны откопал гроб и отодрал крышку. Взору его предстал покойник в дорогой ризе. Нащупал тать на груди его золотой крест и только стал снимать, как вдруг покойник хвать Степку за руку и ну орать: "Что ж ты, окаянный, делаешь, а !" Со страху Степкина душа в сей же момент отлетела от грешного тела, и упал он замертво на грудь отца Михаила. А тот лупает глазами и ничего понять не может. Вроде как с похмелья проснулся и никак не вспомнит, что же такое с ним случилось.
Тут требуется пояснить, что после отключки от удара головой в колодце, батюшка трое суток был в беспамятстве, однако слышал голоса, выражающие соболезнование, отпевание и прочее. При этом ему казалось, что все происходит как бы в нереальном мире, вроде как на небесах среди ангелов, и слова "со святыми упокой", и церковная панихида будто вовсе его не касались.
Как он не задохнулся в гробу после похорон, одному Богу известно.
Глотнув свежего воздуха, батюшка пришел в себя. Однако протрезветь от выпитого намедни еще не успел, благодаря чему не только не испугался своего положения, не кинулся бежать куда глаза глядят, а, напротив, с пьяной рассудительностью тут же принялся наводить порядок: уложил покойника в гроб, закопал могилу и даже крест поставил.
Но труд не добавил ясности в голове. Батюшка совершенно не мог вспомнить ни имени своего, ни откуда родом, ни где живет и чем доселе занимался. Проплутав в ночи по окрестностям, казавшимся ему незнакомыми, он наконец вышел на станцию, сел в электричку и приехал в Москву. Там без денег и документов голодал, скитался по вокзалам, попал в компанию бродяг, у которых обменял на еду и грязное рванье свою блестящую ризу. Понятно, в таком виде сразу же был задержан милицией и препровожден в приемник-распределитель для бродяг. Подобные богоугодные заведения, конечно, не в радость, однако жить там все же лучше, чем скитаться по городу. По крайней мере кормят бесплатно и есть где переночевать. А что касаемо прочих условий, то куда ж денешься, приходится привыкать и к обтертым до блеска нарам, и к запаху вонючей хлорки из туалета, и к ежедневной работе в мастерской, где сколачивались ящики для овощей и фруктов.
