10 июля 1943 года в волынском селе Кустищи повстанцами УПА был зверски убит некий Зигмунд Ян Рамель, посланник польского правительства в изгнании. Хохочущие поборники незалежности порвали его лошадьми. Он прибыл на Волынь для ведения переговоров с УПА, и ему крупно не повезло. Впрочем, как и генералу Владиславу Сикорскому, чей самолет 4 июля потерпел крушение над Гибралтаром.
Правительство в изгнании возглавил Станислав Миколайчик, опытный боец закулисной дипломатии. Но остановить надвигающуюся катастрофу он уже не мог. Численность польского населения на Западной Украине «корректировалась» и раньше, но функционерам ОУН и УПА требовалось большего. Гибель Рамеля наглядно показала – переговоров не будет.
Ад разверзся вечером 11 июля, когда командиры повстанческой армии получили прямой приказ. Началась совместная операция подразделений УПА и Службы безопасности ОУН. Вздрогнул округ Волынь-Подолье, начались массовые убийства лиц «неправильной» национальности.
Состав из десятка пассажирских вагонов покинул Ковель и отправился на запад около одиннадцати вечера 11 июля. Он без остановки прогрохотал через станцию Мазовую и взял курс на Возырь, небольшой городок в сорока километрах от Ковеля. Около полуночи вошел на станцию и встал на главном пути, с которого был экстренно убран эшелон с углем. Паровоз пыхтел, из трубы валил дым. Скрипели двери тамбуров, покрикивали офицеры. Крепкие, выносливые мужчины, обвешанные оружием, высыпали из вагонов, строились на перроне.
Батальон СБ ОУН был укомплектован почти полностью. Недостатка в добровольцах вожди не испытывали. Отдельной формы для повстанцев так и не изобрели. Они носили какие угодно мундиры без знаков различия, польские конфедератки, немецкие кепи, советские пилотки с украинским трезубцем вместо звездочки. Подсумки Красной армии, патронташи вермахта, за спиной походные ранцы из брезента и телячьей кожи, холщовые вещмешки. Арсенал у бойцов был самый разнообразный, от немецких «МП-40» и карабинов «маузер» до советских «ППШ» и укороченных винтовок Мосина. Повстанцы оживленно переговаривались, разноголосый гул висел над шеренгами. Прохаживались командиры, выкрикивали распоряжения.
Прибежал смертельно бледный дежурный по станции, на его счастье, украинец. Он мялся, теребил замызганный флажок.
Станцию охраняли небольшие подразделения ваффен-СС и вспомогательной полиции. Солдаты в черной униформе стояли на крыльце вокзала, с интересом следили за происходящим. Переговаривались офицеры с молниями в петлицах. Из грузовика, стоящего за углом, высовывались головы в касках, мерцали огоньки сигарет. Немецкое командование в происходящее не вмешивалось, контролировало ситуацию. Пусть резвятся эти недоделанные вояки, мечтающие о собственном государстве.
Несколько человек, бряцая амуницией, припустили вдоль состава, попрыгали на полотно за последним вагоном.
На другой стороне между поездами растерянно мялись двое дорожных рабочих. Еще недавно они устраняли неисправность в чугунной сцепке между товарными вагонами, закрепляли тормозной шланг. Оба присели, оледенели от страха. В полумраке блестели испуганные глаза. Они видели, что происходит на другой стороне состава. С перрона доносилась многоголосая украинская речь.
– Марек, что им надо? – пробормотал один из них. – Это же хохлы, их тут целая прорва. Марек, зачем? Их и так хватало в городе, что происходит, Марек?
– Вот же пся крев!.. – выругался второй, выходя из оцепенения. – Слухи гуляли, Франтишек, да я не верил. Убивать нас будут, вот что происходит. Бросаем все, бежим со станции, уводим семьи, пока не началось. Ныряй под вагон, чего ты застыл!
– Подожди, Марек. – У молодого паренька от страха застучали зубы. – Но здесь наш дом, мы же работаем, устроены на этой станции. Марек, может, у них учения или еще что. Евреев ловят, цыган каких-нибудь. Нас же взгреют, если сбежим с работы.
– Ты совсем дурак? Тикаем, тупая башка!
Они опоздали! Уже бежали между путями люди с оружием, метались лучи карманных фонарей.
– Ни с места! Кто такие? – проорал на мове рослый молодчик.
Франтишек сделал попытку встать, получил удар по спине, повалился и захныкал:
– Прошу пана, мы свои, здесь живем и работаем. – Он заикался, путал украинские и польские слова.
– Так то же ляхи, хлопцы! – восторженно выкрикнул молодчик. – Вали их, чтобы нашим воздухом не дышали! Нечего ждать!
– И впрямь, Микола! – заявил его приятель. – Часом раньше или позже!..
Носок тяжелого сапога вонзился в висок Франтишека. Тот схватился за голову, продолжал умолять. Хлестнула очередь, повалила его на шпалы. Тело дернулось, затихло.
Марек, пользуясь заминкой, по пояс нырнул под поезд. Повстанцы засмеялись, кто-то занес карабин с примкнутым штыком, вонзил лезвие ему в поясницу, ждал, тянул удовольствие. Потом убийца резко выдернул штык. Тела они оставили на рабочем месте, побежали дальше по шпалам.
– Батальон, смирно! – пронеслось над перроном, и неровные шеренги приумолкли, повстанцы выравнивали носки.
– Батальон, вольно! – гаркнул представительный офицер в яловых сапогах, перетянутый портупеей.
Он выпрыгнул из штабного вагона, размашисто пошел по перрону. За ним едва поспевал ухмыляющийся коротышка с лоснящейся круглой физиономией. Он тоже носил офицерскую форму, хотя в отличие от первого делать этого не умел.
