Одиссея, которая не кончается
Да,— сказал Игорь — Чем мне нравится Тюменщина — не соскучишься. Знаете, как в море нырнул — взлетел, под волну — на гребень. Бывает, обдерешься до крови, но что ж такого? На суше плавать не научишься.
Голубоглазый, светловолосый, с округлым окающим говорком, Игорь невольно вызывал представление о тихом городе, каких еще немало в Средней России,— старые дома с палисадами и новые блочные пятиэтажки, сквер с березами и цветочным календарем, приземистое здание пристани с неизбежным паромом — неторопливая, размеренная жизнь.
Наш КрАЗ мотало как лодку в бурю. Даже мне, привыкшей к норову Западной Сибири, такие ухабы встретились впервые. Говорят, что в осеннюю и весеннюю распутицу машины, особенно тяжелые плетевозы, здесь с трудом одолевали километров тридцать в сутки.
Распутица, к счастью, еще не наступила. На компрессорную, если повезет, мы должны были прибыть к вечеру.
Стояла ранняя сибирская осень, когда деревья, кусты, трава обреченно и жадно впитывают последнее тепло. Словно чьей-то щедрой рукой выплеснуто зеленое, багряное, золотистое, с дерзкими просверками лилового и алого. В богатстве этом чудился вызов отполыхать, покрасоваться, пока не сковала смертным холодом зима.
Тайга перешла в чахлый подлесок, окаймлявший длинное серо-бурое пятно болота. Здесь проходила трасса трубопровода Сургут — Полоцк, точнее, самый трудный его участок — бесконечная, изматывающая хлябь, которую приходилось преодолевать строителям шаг за шагом, метр за метром.
Трубопроводы стали главными артериями, по которым вывозятся нефть и газ из Западной Сибири. В одиннадцатой пятилетке объем работ по их строительству возрастет в полтора раза по сравнению с десятой. Западная Сибирь станет основным районом добычи нефти и газа в стране.
Нефтепровод Сургут — Полоцк и газопровод Уренгой — Челябинск — весьма заметные магистрали среди тех, что берут свое начало на Тюменщине. Прокладывали их в местах малоизученных, где строители почти не имели опорных пунктов. Законы труда были суровы, отложишь на день — придется наверстывать долгие недели. В одном из трассовых городков довелось увидеть транспарант «Не выполнил задание — не уходи с трассы!»
И не уходили.
— Бывали на болотах? — спросил Игорь зорко вглядываясь в безотрадное бурое пятно — Да нет это что. На самых таких, непроходимых7
— Случалось
— И я был. Работал. Ох и навидался я в своей сибирской одиссее. Хотите расскажу?
Игорь помолчал, объезжая ухаб и, когда машина вновь запрыгала по кочкам, сказал.
— У нас в семье дед, бабушка, родители — все учителя. И меня на ту же дорогу ладили. Два курса физмата кончил и в водолазы пошел.
— ?
— Точно Свидетельство имею. Я волжанин коренной, не зря нас дразнят земноводными. Но на Тюменщине сразу лезть под воду не захотелось. Дай, думаю, по земле похожу. И стал машинистом трубоукладчика. Тяжелая работа — да здесь легких не бывает. Только влюбился я в одну установку. Вы «Север-1» видели?
— Это патоновский? Электроконтактной сварки? Нет, только слышал.
— А мне в натуре довелось увидеть на трассе Вынгапур — Челябинск. Есть в ней что-то... космическое. Представляете, из жерла магистрали выдвигается конструкция — точь-в-точь ракета. Надевают на нее гусеничным краном приготовленную к сварке трубу — ни тебе электродов, ни щитков... Блок автоматического управления и контроля. Закончили центровку — бригадир нажал кнопку в блоке. Из-под кожуха, надвинутого на стык,— россыпь искр, пламя разрастается, бушует, рвется во все стороны... Картина! Стальные кромки трубы оплавляются, и в нужный момент машина смыкает их. Стык — четыре минуты. А качество! Просился я в ту бригаду, но там — испытатели, асы... Погрустил и вспомнил, что есть еще озера, ручьи, протоки, где надо прокладывать дюкеры (Дюкер—подводная часть трубопровода.). Я ведь как-никак водолаз!
...Мы сидели уже не в машине, а на крыльце бытовки, где ночевали шоферы. Погожий сентябрьский день как-то сразу перешел в густую ночь, но время еще только шло к девяти, да и вокруг, похоже, не собирались на покой: в одном из вагончиков захлебывался магнитофон, из приоткрытой двери столовой, на которой был намалеван медведь с ковригой в лапах, вкусно пахло жареной рыбой.
— Водолаз из меня, правда, особенно поначалу, получился неважный.— Игорь откинул длинные светлые волосы, лицо его стало суше и строже.— Зато о сибирских реках узнал многое. Как-то еще в школе довелось прочесть, что Иртыш означает «роющий землю». Когда впервые увидел его, подумал: ну какой же он роющий? Как говорится, величавая гладь. Спустился под воду и понял: очень трудная река — подмывает берега, прокладывает новые пути.. А Обь! Как заштормит, как грянет — с любым морем поспорит!
По всей Тюменщине ходила история, ставшая уже легендой: когда прокладывали труднейшую трассу Усть-Балык — Омск, жестокий шторм на Иртыше перевернул баржу с трубами. Для строителей трубопровода это было тяжелым ударом. Тогда подводники собрали группу добровольцев и подняли со дна реки трубы, все до единой...
Игорь был готов к работе под водой. Но здесь, в Западной Сибири, условия оказались особые. Там, где его обучали водолазному делу, считалось: погружение в морозы — исключение, вызванное чрезвычайными обстоятельствами. Здесь же в основном приходилось трудиться в зимние, морозные дни — летом невозможно провести по зыбким берегам тяжелую технику.
