Тысячелетняя тьма. Струится, обтекает, несет в никуда… Несет ли? Не знаю…
Остров. Океан времени, способный разрушить любые бастионы, обходит его стороной. Океан…
Гуп, гуп… Что это? Память послушно подсказывает — сердце. Не может быть! Неужели у него еще есть сердце?! Разум отказывается верить в это. Никто, кроме богов, не живет так долго. А он не бог…
Боль возвращается. Теперь, по прошествии веков, она, скорее, похожа на горечь — эта боль усталого сердца. Почему он загнал себя сюда? Кто ответит? Теперь из всех чувств ему остаются только ярость и ненависть. А когда рядом Они — немного покоя. Но покой не длится долго, потому что враги, ускользнувшие от него в прошлом, еще живы.
А пока они живы — Клятва не даст ему умереть. Неужели нельзя было клясться другим именем? Хотат не любит клятвопреступников…
Но грозный бог все же дал ему шанс исполнить обещание.
* * *
Когда, несмотря ни на что, все же возвращаешься с войны (особенно если совсем потерял на это надежду), знакомые с детства места вдруг кажутся невероятно прекрасными. И только тогда понимаешь, как много ты мог потерять.
Дорога легко взбегает на холм, чтобы тут же нырнуть в лежащую за ним ложбину, в которой еще прячется от солнечных лучей утренний туман. Шагается легко, и с каждым мигом родной дом становится все ближе и ближе. Всего-то сутки пути. Поросшие лесом холмы Гандерланда встречают путника пением птиц. Где-то в стороне от дороги слышен перестук топоров. Мысленному взору предстают плотники со светлыми, перехваченными тесьмой волосами. Они очищают от коры дубовые бревна. Могучие плечи блестят от пота. Вспышки солнца на мерно взлетающих топорах… Трава вокруг работающих усыпана свежей стружкой, а на краю поляны видны нижние венцы сруба… Диармайду даже показалось, что он чувствует запах разогретого солнцем дерева. На миг захотелось свернуть с дороги и присоединиться к строителям, поразмять-натрудить руки, зная, что железо в них несет жизнь, а не смерть…
Но дорога зовет вперед, течет рекой, и ее пыльные струи где-то там, за лесами, плещут о родимый порог. Как страшно, наверное, когда некуда возвращаться… Поэтому говорят, что воин идет к жизни через смерть. Ему есть что защищать…
А раз так — терпи, если доспехи, уложенные в заплечный мешок, натерли шею, а тяжелое копье давит на плечо. Скоро ты повесишь их на стену и станешь браться за меч, лишь чтобы подновить заточку и смазку, а реже — позвенеть клинками с соседом, таким же отставным, как ты. И так до следующей войны. Но каждую ночь ты будешь снова начинать этот бой, и опять будет падать рядом убитый друг… Любимая разбудит тебя среди ночи, избавляя от кошмара, и ты, весь в холодном поту, станешь молча смотреть в потолок, чувствуя, как гаснут в ночи отзвуки далекой битвы…
* * *
Стена щитов стремительно надвигалась. Одетое сталью многоногое и многорукое чудовище, грохочущее, ревущее тысячами глоток. Украшенные перьями шлемы, расписная кожа щитов, составленных подобно чешуе змеи. Древки бесчисленных копий исчертили небо. Стена все ближе. Идут быстро, но разрывов в строю не видно. У них дисциплина?! У них?!
Пикты нынче не те, что были во времена Конана Великого. Прошло четыреста пятьдесят лет. Они еще татуируют себя с ног до головы, еще верят в древних богов и духов, еще приносят кровавые жертвы… Но их оружие теперь — сталь, а сила — в единстве. Теперь их король и бог — Горм. Он начал вождем ничтожного клана. Нынче он — Император, а древние державы повержены в прах. От могучей Аквилонии остался только Гандерланд, да еще заперлись в своих скальных твердынях гордые графы Пуантена. Зингара, Коф, Офир, Аргос — теперь все это вотчина пиктов. Все захлестнуло варварское половодье. На руинах Тарантии живут только стервятники. Черными головешками торчат на холмах баронские земли. Сады запустели, дикими травами заросли поля… Пиктам не нужна цивилизация.
Они переняли здесь лишь военную тактику. Взяли и побили аквилонцев их же оружием. Но Гандерланд еще стоит. И будет стоять, пока хотя бы один светловолосый воин держит в руках меч и пику…
Диармайд ждал. Сквозь прорези забрала было видно, как стремительно сокращается свободное пространство между войсками. Пикты не мешкают. Им нечего ждать — у их ног уже полмира. Они уверены, что и Гандерланд тоже… Приятно делать врагам сюрпризы…
Варвары дико завыли и прибавили шаг. Сохраняя строй?! Проклятие! Научились!! Похоже, битва будет тяжелой… Диармайд закусил губу. Ну же!
Над молчаливым строем гандеров провыла труба, и фалангисты одновременно упали на одно колено, выставив вперед сариссы. За их спинами стоял другой отряд. Коренастые воины в кожаных доспехах разом натянули свои страшные луки. Ветер трепал выбившиеся из-под шлемов рыжие кудри. Боссонцы!!!
Тетивы пропели песню кровавой мести. Пламя ненависти бесновалось в сердцах сынов Пограничья, чудом выживших в кровавой бойне, которую устроили варвары на их земле… С такой дистанции пиктов не спасали ни щиты, ни доспехи. Тяжелые стрелы пробивали людей насквозь. Смуглые воины, хрипя, валились под ноги товарищам, но те перешагивали через сраженных, стараясь заполнить бреши в строю. Атака! За время, которое понадобилось пиктам, чтобы пробежать три десятка шагов, боссонцы сделали пять залпов. Мертвые тела громоздились кучами, но варваров это не остановило. Их было слишком много…
