Теперь, по прошествии стольких лет, интересно вспомнить момент и место рождения как самого города, так и первых гуслярских историй, которых уже накопилось около сотни.
Я не могу утверждать, что Великий Гусляр полностью возник в моем воображении. Не такое уж у меня богатое воображение, чтобы родить целый город, включая баню и автостанцию. Поэтому можно утверждать, что первоначально существовал прототип города, а уж потом город этот был отражен в изящной словесности.
Прототип города назывался Великим Устюгом. Я попал туда в середине шестидесятых годов и прожил там несколько дней - гостевание в Великом Устюге было частью неспешного путешествия в Вологду, Кириллово-Белозерск и Ферапонтово.
Великий Устюг меня очаровал, особенно если учесть, что в те, дотуристические времена он существовал сам по себе я никто коллективно не ахал, глядя на сохранившиеся после бурной разрушительной деятельности советской власти маковки церквей и фасады купеческих особняков.
Хоть в те дни я еще не знал, что стану писателем, а тем более не подозревал, что буду писать фантастику. Великий Устюг открывал мне больше, чем являл случайному наблюдателю.
Его относительно оторванное от великих свершений социализма существование, тишина и простор его длинной, украшенной белыми фасадами особняков и стройными церквами, набережной, голубизна широкой реки, леса, подбирающиеся к самым окраинам, приземистая уверенность в себе гостиных рядов и нелепое вторжение сборных пятиэтажек… - ощутимость истории и провинциальная тишина так и подмывали столкнуть подобный мир с миром космическим, мир Устюга и мир Альдебарана. Я помню, как, поддавшись обаянию города, я посетил Елену Сергеевну, бывшую директоршу музея. Помню чистоту небогатого интеллигентного домика на окраине, помню ее внука и саму Елену Сергеевну - но, хоть убей, не вспомню, почему же я туда попал и о чем мы говорили.
Почему-то мне, от возникшей в те прозрачные дни обостренности чувств, стали интересны люди, встречавшиеся ежедневно. Провизор в аптеке, странный лохматый веселый гражданин с воздушным змеем под мышкой, старик, с которым я разговорился в столовой и который утверждал, что в Устюге под каждой улицей подземные ходы и клады… И я непроизвольно принялся строить биографии этим незнакомцам и вводить их в некие, несколько ирреальные, но на вид обычные отношения. Я не знал, как их зовут, и это меня смущало. Я не считал себя вправе придумывать им имена и не смел спросить их о настоящих - впрочем, последнее меня и не привлекало. Мне ведь нужны были не слепки с живущих рядом, а образы, происшедшие от них, но им не идентичные.
Помогла Елена Сергеевна, которая подарила тонкую "Адресную книгу г. Вологды за 1913 годъ". И там, среди объявлений, я отыскал все нужные мне имена и наградил ими людей, виденных на улицах Великого Устюга двадцать пять лет назад.
В книге был Корнелий Удалов - владелец магазина скобяных товаров. Но мне не хотелось, чтобы Корнелий Удалов, которого я встречал каждое утро, когда он спешил до службы отвести в школу столь похожего на него сынишку, занимался и в этой жизни скобяными товарами. И я сделал его начальником стройконторы. Правда, это случилось позже. Александр Грубин, также имевший в адресной книге торговое занятие, стал изобретателем, соседом Уда-лова по дому, также там поселился Николай Ложкии, превратившийся в пенсионера… Потом я уехал из Великого Устюга и постепенно забыл о своих размышлениях и вмешательстве в биографии его обитателей, которые, к счастью, об этом так и не догадались. Осталось лишь трогательное воспоминание о днях, проведенных там.
Вскоре я написал первый фантастический рассказ. Рассказ был детским и назывался "Девочка, с которой ничего не случится". Его напечатали в "Мире приключений". Затем я принялся за приключенческую повесть для детей, действие которой происходило в Бирме. Повесть именовалась "Меч генерала Бандулы".
Так что, оказавшись в ноябре 1967 года в Болгарии, я имел некоторое право именоваться "молодым писателем из Москвы", а мои знакомые в Болгарии, желая сделать мне приятное, даже познакомили меня с настоящими болгарскими писателями и редакторами. Один из них - редактор журнала "Космос" Славко Славчев, после того как мы выпили с ним несколько рюмок коньяка "Плиска" и обсудили проблемы фантастики, вежливо спросил меня, не испытываю ли я нужды в деньгах. Нужду в деньгах я испытывал, в чем признался болгарскому коллеге.
– Ты едешь в Боровец, - сказал тогда Славко. - Там все пишут. Ты напишешь для нашего журнала рассказ, мы его напечатаем, а тебе заплатим гонорар.
Я приехал в Боровец и написал там первый гуслярский рассказ.
Конечно, в одной фразе это сообщение звучит буднично и никак не отражает моих терзаний и творческих мук.
В комнате было очень большое, во всю переднюю стену, окно, которое выходило на зеленый склон горы. По склону, к соснам, росшим чуть ниже, проходили овечьи отары. Овцы позвякивали колокольчиками, а пастухи лениво покрикивали на них. В холле первого этажа был большой камин, возле которого болгарские писатели за творческими беседами проводили вечера. Кормили там сказочно вкусной форелью, а неподалеку, в центре этого курорта, был ресторан, на веранде которого отдыхающие вкушали прохладное пиво. Очень хотелось гулять по лесу, пить пиво, есть форель, разговаривать о жизни, куда меньше хотелось работать.
