Вот и промчались три года учебы в Сталинградском военном авиаучилище летчиков. Мы – вчерашние курсанты стояли в строю в ладно подогнанных темно-синих костюмах, затянутых скрипучими ремнями с портупеями, в белоснежных рубашках с галстуками, в начищенных до блеска хромовых сапогах. На голубых петлицах у каждого красовалось по два «кубаря». Начальник училища полковник Иван Константинович Нечаев зачитал приказ Наркома о присвоении воинских званий и направлении для прохождения дальнейшей службы. Одни оставались в школе инструкторами, другие – уезжали в летные части. Я был в числе «других». На следующий день с самого утра начались объятия, пожелания успешной службы, обмен домашними адресами – молодые военные летчики разъезжались в разные концы страны.
Пасмурным ноябрьским утром 1940 года мы, пять лейтенантов, приехали в Киев и прямо с вокзала направились на аэродром Жуляны, в штаб 227-го легкобомбардировочного авиаполка. Командир полка полковник Г. П. Турыкин принял нас очень тепло и после короткой беседы, которая носила обычную в таких случаях форму вопросов и ответов, заключил:
– Лейтенант Белоконь, в первой эскадрилье будете, у майора Колокольникова.
Уже через десять минут я стоял перед широкоплечим среднего роста майором. Во время разговора он то и дело левой рукой отбрасывал назад непокорные, черные как смоль волосы, которые все время сползали на спокойные карие глаза. Глуховатым голосом Колокольников спросил, на каком самолете закончил училище, большой ли имею налет часов, поинтересовался семейными делами. Я чувствовал, что беседа подходит к концу, и мысленно уже собрался уходить, но тут майор неожиданно спросил:
– В отпуске был?
– Нет, – говорю, – не был.
– Тогда устраивай дела с квартирой и оформляй отпуск.
Через два дня я умчался в родное село Юрченково на Харьковщине. Несмотря на частые метели и снежные бураны, декабрь и начало января пролетели дома быстро, и я снова в полку.
Еще в пути от таких же молодых летчиков, как и сам, узнал, что издан приказ Наркома: кто не дослужил, будучи курсантом, до положенного в авиации срока, обязан дослужить на правах солдата срочной службы. Мне тоже пришлось два «кубика» лейтенанта заменить на «пилу» старшины и перейти на казарменное положение. Мы с недельку поворчали – ведь никому не хотелось после лейтенанта в сержантах и старшинах ходить, – но последовавшие вслед за этим события оттеснили на задний план личные огорчения.
Перед строем личного состава всех пяти эскадрилий полковник Турыкин зачитал приказ, из которого следовало, что полк получает новые самолеты – Су-2. Поставлена задача: в кратчайший срок переучиться на этих машинах.
– Летать придется с большим напряжением сил, – говорил командир полка. – Выполнить программу переучивания в срок и без летных происшествий – вот наша главная задача.
Через несколько дней учеба пошла полным ходом. Хотя программа была очень сжата, все считали себя на седьмом небе: ведь скоро получим современный самолет! Правда, сначала мы имели скудное представление о Су-2, но все равно радовались – он же новинка в авиации.
…Идут занятия летчиков. Преподаватель диктует множество цифр: размах крыла, средняя аэродинамическая хорда, углы отклонения элеронов и триммеров. А дальше пошло: степень сжатия, зазоры клапанов, ход поршня, порядок работы цилиндров…
Хотя на улице еще зима, но от раскаленного камина и тесноты в классе невыносимая духота. Раскрасневшиеся летчики, прижавшись друг к другу, старательно записывали в тетради поток цифр.
– Федя, в полете ты забыл расстояние от верхней мертвой точки поршня до нижней – твои действия? – шепчет лейтенанту Громову летчик Колобков.
– Товарищ Колобков, встать! Почему нарушаете дисциплину? – скомандовал преподаватель.
Иван нехотя встал, заложил пальцы за ремень, провел ими за спину, расправляя гимнастерку, и, переминаясь с ноги на ногу, с серьезным выражением лица сказал:
– Да это я, товарищ воентехник второго ранга, спросил лейтенанта Громова, что он будет делать в полете, если забудет расстояние от верхней мертвой точки поршня до нижней.
