Кошмары всю ночь мучили Сэм. Она проснулась с застрявшими в горле рыданиями. С трудом добравшись до зеркала над туалетным столиком, чтобы расчесать спутанные волосы, она увидела свое опухшее лицо с покрасневшими глазами.
И сразу же вспомнила обрывок сна, еще плавающий на поверхности сознания, как последняя льдинка в весеннем пруду. Эта дорожка, бесконечная дорожка ипподрома… Это безнадежное и безостановочное кружение с опущенной, как у хорошей скаковой лошади, головой… Этот вопль трибун… Эта мука… Эта постоянная усталость…
И надо всем этим — голос матери, такой суровый, но такой любимый: «Давай, девочка, давай, жми! Покажи им!»
Рыдания, застрявшие в горле, наконец вырвались на волю, а вместе с ними пришло и некоторое облегчение.
— Мама, мама, как же я со всем этим справлюсь? — все еще всхлипывая, пробормотала Сэм и постаралась взять себя в руки.
Нужно было начинать новый день, и, судя по вчерашнему звонку Фрэнка, он обещал быть нелегким.
Едва увидев лицо Фрэнсиса Мюррея, Сэм поняла, что у бухгалтера ее матери действительно плохие новости. В телефонном разговоре на ее вопрос, действительно ли с Джойсвудом возникли финансовые проблемы, он ответил, что ему всего лишь нужно поговорить с ней с глазу на глаз.
Однако Сэм это не обмануло. Меры экономии, предпринимаемые матерью в последние два года, ни для кого не были секретом. Обслуживающий персонал был сокращен до минимума. Изгороди стояли некрашеные. Необходимый ремонт не проводился. Словом, Джойсвуд потихоньку разваливался. Что отнюдь не шло на пользу делу.
Для того чтобы конкурировать с современными, великолепно оборудованными конюшнями, появившимися в Лисьей долине в последнее время, Джойсвуд нужно было содержать в наилучшем виде.
Когда она не так давно сказала об этом матери, Рут с ней не согласилась.
— Что нам нужно, дочь, так это новые жеребцы, а не какие-то роскошные конюшни.
И это тоже было правдой. Четыре года назад, когда дела шли прекрасно, мать приобрела чистопородного арабского скакуна по кличке Принц. К несчастью, конь подхватил какой-то вирус и, отработав в конюшне первый сезон, умер. На потомство, которое он успел дать, смотреть без слез было невозможно. И на аукционе за годовалых жеребят предложили такую низкую цену, что Рут, «встав на дыбы», оставила их у себя.
Принц умер, два оставшихся производителя постарели, поэтому Джойсвуд не в состоянии был выполнить программу по разведению молодняка. Но для того чтобы заменить производителей, до этого года денег не было.
— Мне, наверное, все-таки придется заключить сделку, — сказала ей мать. — У меня нет свободной наличности.
Тогда, в мае, мама была невероятно горда собой, вернувшись обратно с Южным Ветром, да еще и купленным за такую небольшую цену. Впрочем, любая цена велика, если берешь деньги для покупки в долг, с грустью думала Сэм, входя в кабинет бухгалтера.
Фрэнсис Мюррей, по-старомодному галантный, встал при ее появлении.
— Доброе утро, Сэм, — поздоровался он. — Садись. — И он указал на единственный стул, стоящий перед огромным древним столом.
Сэм сняла соломенную шляпу и, сев, постаралась найти удобное положение на жестком стуле с прямой спинкой. Безуспешно. У нее тут же свело спину между лопатками.
Бухгалтер уставился на бумаги, лежащие на столе, и стал их перебирать. Тревога Сэм усилилась. Терпеть дальнейшие отлагательства она была не намерена.
— Скажите мне все прямо, Фрэнк, — потребовала она. Бухгалтер с легким неудовольствием вскинул глаза. Он не любил, когда его называли Фрэнком. Но в данный момент ей это было безразлично. — Не нужно пудрить мне мозги. Или сластить пилюлю. Я дочь своей матери. Я смогу это перенести.
Фрэнсис Мюррей только головой качал, глядя на сидящую перед ним молодую женщину. Да, она действительно дочь своей матери, устало думал он. Не внешне, нет! Рут Джойс была простушкой. Дочь явно унаследовала внешность отца, этого таинственного незнакомца, который четверть века назад появился в жизни сорокапятилетней владелицы Джойсвуда, а затем исчез бесследно.
Ходили сплетни, что он цыган, и внешность Сэм, казалось, подтверждала это. У нее были длинные черные волосы, темно-карие глаза и оливкового оттенка кожа. Удивительно красивая девушка, на взгляд Фрэнсиса.
Однако характером и повадками она была в Рут. Нет, вы только посмотрите, как она сидит, закинув ногу на ногу! Так сидят мужчины, а не юные леди. А ее одежда! Она никогда не носит платьев. Фрэнсис не видел на ней ничего иного, кроме голубых джинсов и клетчатых рубашек. А ведь у нее такая замечательная фигура.
Что же касается роскошных волос, то они были собраны в небрежный хвост на затылке и, как правило, безжалостно засунуты под широкополую мужскую шляпу. Помада никогда не касалась ее восхитительно полных губ. А пахло от нее только кожей и лошадьми!
Но больше всего Фрэнсиса коробили манеры. Не такая агрессивная и самонадеянная, как мать, Сэм все же была потрясающе бестактна с людьми. И дерзка до наглости.
Конечно, это не ее вина. Рут воспитывала дочь как мальчишку, позволяя свободно разгуливать везде еще тогда, когда она была совсем крошкой. Он до сих пор не может забыть тот день, когда, подъехав к воротам Джойсвуда, увидел встречавшую его одиннадцатилетнюю Сэм на большом вороном жеребце с дикими глазами и с раздувающимися ноздрями. Этот конь был велик и для мужчины, не говоря уж о миниатюрной девчушке.