Слово «космополит» в 50-е годы стало одним из наиболее популярных политических ругательств в Советском Союзе. Применение его всегда сопровождалось словами «беспаспортный бродяга» и «низкопоклонство перед Западом». Космополитами, что в переводе означает «гражданин мира», стало доминирующее большинство талантливых евреев. Судьба многих евреев – художников, скульпторов и архитекторов складывалась так, что им рано или поздно приходилось покидать свое отечество. Они ехали в поисках свободы творчества, настойчиво стремясь к самовыражению, они бежали от антисемитизма, от ужасов погромов и насилия, они спасались от фашизма.
Талантливые молодые люди ехали во Францию и Америку, чтобы учиться, чтобы творить.
Витебский Шагал и Модильяни из Италии стали великими французскими художниками, Мендельсон из Германии стал крупным американским архитектором.
Но были и другие, более необычные перемещения. Яков Эпштейн стал выдающимся английским скульптором, несмотря на то, что родился и учился в Америке и совершенствовал мастерство во Франции. Так написано в американских энциклопедиях, и никому не пришло в голову обзывать его «беспаспортным бродягой». Его тепло принимали в Америке, его скульптуры хранятся в Метрополитен-музее и в крупнейших частных коллекциях.
1889 год, Нью-Йорк. Именно здесь, в районе Ист-Сайда на Хестер-стрит, в семье иммигранта из Польши, скромного бизнесмена Эпштейна, родился сын Яков. Хестер-стрит была типичной улицей еврейского района в Нью-Йорке. Тесная, узкая, застроенная невысокими, примыкающими друг к другу домами. Она была заселена русскими, поляками, итальянцами, греками. Многоязычие, различные нравы, запахи национальной еды, выкрики торговцев, звуки шарманки – все это окружало будущего скульптора с малых лет. Позднее, став знаменитым, он напишет свою биографию, в которой будут слова: «Улица моего детства сделала для меня очень много. Возможно, здесь я начал присматриваться к различным типажам людей, здесь понял цену дружбы. Улица моего детства, спасибо тебе!»
Родители Якова Эпштейна прибыли в Америку, подхваченные широкой волной эмиграции, спасаясь от погромов в царской России и Польше.
В Америку они приехали, как и большинство иммигрантов, без языка, без знания обычаев страны, привезя с собой все привычки и образ жизни из Польши. Яков был младшим, третьим ребенком в семье. Старший, Луис, был подростком, когда они приехали в Америку. Сестра Ида, очень красивая девочка, обращала на себя всеобщее внимание. Яков был болезненным ребенком, не принимал участия в ребячьих играх и отличался от ровесников необычайной серьезностью. Нью-йоркское гетто – небольшой город, жил своей жизнью. Выпускались газеты на идиш, были ночные клубы, маленький театр, своя интеллигенция, журналисты, свои воры и проститутки. Все это варилось в одном котле, плакало, смеялось, горевало…
«Я всегда, сколько себя помню, рисовал, – рассказывает Яков Эпштейн в своей автобиографии. – Очень любил рисовать религиозных фанатиков с длинными пейсами, в черных шляпах. Я рисовал портреты всех моих друзей. Не помню, кто меня учил рисовать, кажется, я с этим родился».
Рисование портретов, вещей, окружающих будущего художника, стало основным занятием Якова. Модель найти было очень несложно – вокруг было так много интересных людей, которые с удовольствием позировали для рисунка. «Евреи считали мои действия чем-то магическим, они с детской непосредственностью радовались, увидев себя на листе бумаги. Иногда я даже «зарабатывал», получив яблоко или кусок фаршированной рыбы», – пишет скульптор.
Чтение стало вторым увлечением мальчика. Яков начал читать по-русски «Братьев Карамазовых» Достоевского, повести и романы Толстого. Он уходил читать в Центральный парк, выбрав уединенное место, а потом шел в галереи на Пятой Авеню, где были собраны лучшие полотна американской живописи и европейских художников. Это была пора познания мира, искусства, в котором предстояло жить и творить. Почувствовав непреодолимую тягу к живописи, Яков Эпштейн начинает посещать школу рисунка, которая находилась в его родном районе города. Там собирались юноши и девушки, увлеченные живописью. Яков постигал основы рисунка, пластики. Его все больше привлекала выразительность человеческого тела, хотелось повторить это в бронзе, глине.
Семья скептически относилась к его увлечениям живописью. Вокруг все занимались бизнесом – мелким или крупным, и Яков должен был поддерживать семейные традиции. Поэтому, когда его рисунки покупали за пару долларов, это не вызывало восторга у родителей. Он был чужим в семье, и его все чаще посещала мысль оставить родительский дом и уехать учиться живописи. Школа рисунка не удовлетворяла его. Яков чувствовал, что он в состоянии сделать больше, да и нравы местечковой богемы были ему не по душе.
«После долгих поисков я нашел школу скульптуры, где преподавал известный скульптор Джордж Грей Бернард. Учащимися были в основном помощники скульпторов, те, кто отливали скульптуры в различных материалах. Поэтому днем мы тяжело физически работали в мастерских, а вечерами учились искусству. Дисциплина в мастерской была очень суровая, мне это нравилось», – пишет Яков Эпштейн.
![Решения. Моя жизнь в политике [без иллюстраций]](/storage/book-covers/72/72da1766d49c9bb136c26193c60df799dd298cfb.jpg)
