СЛОВО ВДОВЫ ПИСАТЕЛЯ
Выдержка из текста:
"К первоначальному списку в восемь рассказов я добавила также не публиковавшийся доселе эпизод из "Дракулы". Я надеюсь, что он представит интерес для публики, особенно для тех читателей, которые являются поклонниками самого замечательного произведения моего мужа..."
Брэм Стокер
В гостях у Дракулы
Когда я решил выехать на прогулку, яркое солнце заливало своими лучами весь Мюнхен. Воздух был чист и свеж, как бывает в начале лета, а между тем на дворе стояла зима. Настроение было отличное. Уже в момент отправления показался герр Дельброк, пожилой лысоватый метрдотель гостиницы "Времена года", где я остановился. Пожелав мне счастливой поездки, он обратился к кучеру, который не успел еще занять свое место на облучке и стоял у дверцы коляски:
- Не позабудь, что тебе нужно вернуться до ночи. Пока небо чисто, но северный ветер что-то усиливается - как бы не налетела буря. Впрочем, я знаю, что ты будешь вовремя. - Он улыбнулся и добавил: - Ведь тебе хорошо известно, что такое здешняя ночь.
Иоганн со всей серьезностью воспринял эти слова и кратко ответил:
- Да, мой господин.
Придерживая одной рукой шляпу, чтоб ее не сбросило ветром, он стегнул лошадей, и коляска резко взяла с места. Скоро мы выехали за пределы города, и я дал Иоганну знак притормозить. Там, у гостиницы, они говорили между собой на немецком, и моих скудных познаний в этом языке как раз хватило на то, чтобы уловить суть сказанного. Поэтому я спросил кучера, когда коляска остановилась:
- Скажи-ка, Иоганн, сегодня ожидается что-то неприятное?
- Walpurgis Nacht* (Вальпургиева ночь (нем.)), - сказал он, торопливо перекрестившись.
Потом он достал свои карманные часы - известной немецкой марки, старомодные, размерами и формой напоминающие репу с грядки, посмотрел на циферблат нарочито озабоченно, сдвинув брови и передернув плечами, всем своим видом показывая, что очень бы желал поскорее завершить прогулку. Я и сам понял, что эта остановка в пути была не обязательна, и поэтому опять устроился в коляске, дав кучеру знак трогаться. Он погнал так, как будто мы куда-то опаздывали. То и дело я замечал, что лошади воротят морды в разные стороны и обеспокоенно вдыхают воздух расширенными ноздрями. Наконец, я и сам стал с подозрением и тревогой оглядывать окрестности.
Дорога в оба конца была пустынна и пробегала по высокому и открытому всем ветрам плато. Через некоторое время я увидел ответвляющуюся от нашей другую дорогу. Она вся поросла высокой травой и вообще имела сильно заброшенный вид. По ней когда-то люди спускались с плато в небольшую долину, зеленеющую аккуратным пятнышком вдали. Почему-то эта дорога очень притягивала меня и, отдавшись этой манящей силе, я, понимая, что рискую вконец обидеть Иоганна, попросил его остановиться. Когда он выполнил мою просьбу, я выразил желание, чтобы дальше мы ехали по этой дороге. Он на все мои слова только отрицательно качал головой и неистово крестился. Но всеми своими жестами он достиг прямо обратного результата: мое любопытство до крайности возбудилось, и я стал буквально забрасывать его разными вопросами. Он отвечал чрезвычайно путано и поминутно косился на свои часы. Наконец я сказал:
- Как знаешь, Иоганн, а я иду по этой дороге. Я не обязываю тебя сопровождать меня, но скажи мне, пожалуйста, внятно: почему ты не хочешь идти? Это все, что мне хочется от тебя узнать.
Вместо ответа он спрыгнул со своего сиденья на землю и, умоляюще протянув ко мне руки и что-то отчаянно бормоча, старался, видимо, отвадить меня от задуманного предприятия. Добраться до сути его объяснений сквозь невообразимую мешанину английских и немецких слов было практически невыполнимой для меня задачей. Ясно было, однако, что он пытается довести до моего сведения мысль, которая самого его повергла в крайний ужас. Но, увы, все его аргументы ограничивались крестными знамениями и словами:
- Walpurgis Nacht!!!
Я попытался, было, помочь ему наводящими вопросами, но не так-то просто выспрашивать что-то у человека, языка которого практически не знаешь. Наконец, он понял, что мы так не найдем общего языка и, напрягшись, перешел на английский. Впрочем, это мало помогло - такого ужасного акцента и таких изувеченных фраз мне не приходилось слышать нигде и никогда. Кроме того, Иоганн очень волновался и постоянно перескакивал на свой родной язык и при этом беспрестанно косился на свои часы. В довершение всего, забеспокоились и забили копытами лошади. Он побледнел, как полотно, подскочил к ним и, сильно натягивая поводья, заставил отойти их с прежнего места футов на двадцать в сторону. Я подошел и спросил, зачем он то сделал. Тот бросил до смерти испуганный згляд на то место, которое мы покинули и, осенив его крестом, белыми губами прошептал что-то на немецком, а потом для меня - сказал на английском:
- Здесь закопан один из них! Один из тех, что покончил жизнь самоубийством!..
Уяснив сказанное, я тут же вспомнил старинный обычай - хоронить самоубийц на перекрестках дорог.
- Ага! Понимаю, самоубийцы! - воскликнул я. - Это же по-настоящему интересно!
