ПРЕДИСЛОВИЕ КАПИТАНА АРТУРА ГАСТИНГСА, КАВАЛЕРА ОРДЕНА БРИТАНСКОЙ ИМПЕРИИ
В этом рассказе я отступаю от своего обычного правила излагать только те события, свидетелем которых я был. Некоторые главы написаны в третьем лице. Хочу уверить читателя, что я могу поручиться за достоверность всего содержащегося в этих главах. Если я позволил себе некоторую вольность, говоря о мыслях и чувствах разных лиц, то я все же убежден, что передал их достаточно точно. Добавлю, что сам Эркюль Пуаро, мой друг, одобрил мои записки.
Хочу также заметить, что если я уделил слишком много места отношениям некоторых второстепенных персонажей, отношениям, сложившимся в результате загадочной серии убийств, то сделал я это только в силу глубокой уверенности, что никогда не следует пренебрегать личными, человеческими чувствами. Эркюль Пуаро однажды показал мне на очень драматичном примере, как в результате преступления может вспыхнуть любовь.
Что же касается раскрытия тайны Эй, Би, Си[1], то тут я могу только высказать свое мнение, что Пуаро проявил подлинную гениальность в решении задачи, совсем не похожей на те, с какими он сталкивался прежде.
В июне 1935 года я покинул свое ранчо в Южной Америке и приехал на полгода в Англию. Время было трудное. Мы с женой, как и все, пострадали от мирового кризиса. Я понимал, что мне удастся привести в порядок свои дела, только если я налажу личный контакт с нужными людьми в Англии. Жена осталась на ранчо вести хозяйство.
Едва ли нужно говорить, что, приехав в Англию, я прежде всего навестил своего старого друга Эркюля Пуаро. Выяснилось, что он поселился в одном из новейших домов Лондона, где сдаются квартиры с полным пансионом. Думаю, да он и сам не отрицал, что он выбрал этот дом, прельстившись его строгими геометрическими пропорциями.
Я любовно всматривался в своего друга. У него был прекрасный вид. За то время, что мы не виделись, он ничуть не постарел.
— А вы в отличной форме, Пуаро! — воскликнул я. — Совсем не изменились. Я бы даже сказал, если бы это только было возможно, что у вас сейчас меньше седых волос, чем раньше.
Пуаро весело взглянул на меня.
— А почему же это невозможно? Вы совершенно правы.
— Не хотите ли вы сказать, что волосы у вас из седых становятся черными, а не из черных седыми?
— Именно так.
— Но это же невозможно с научной точки зрения!
— Вы ошибаетесь.
— Невероятно! Сказать прямо — противоестественно!
— Годы не изменили вас, Гастингс. У вас все такой же прекрасный, чистый ум, не знающий никаких подозрений. Вам бросается в глаза факт, и вы мгновенно даете ему оценку, сами того не подозревая.
Опешив, смотрел я на моего друга. Он молча ушел в спальню и вернулся, держа в руках флакон, который протянул мне. Все еще не понимая, я взял флакон. На нем было написано: «Восстановитель. Возвращает волосам их естественный цвет. Восстановитель — не краска. Выпускается пяти оттенков: пепельного, каштанового, золотистого, русого и черного».
— Пуаро! — воскликнул я. — Вы красите волосы!
— Наконец-то догадались.
— Так вот почему они у вас еще чернее, чем были, когда я приезжал сюда в последний раз!
— Конечно.
— Бог мой, — пробормотал я, едва оправившись от такого удара. — Может быть, когда я приеду в следующий раз, окажется, что вы носите фальшивые усы. Или они уже фальшивые?
Пуаро вздрогнул. Усы всегда были его слабостью. Он ими необыкновенно гордился, и мои слова задели его за живое.
— Что вы, что вы, мой друг. Молю всевышнего, чтобы этот день не наступил. Фальшивые усы, какой ужас!
Он сердито дернул себя за усы, чтобы убедить меня в их подлинности.
— Да, они все так же великолепны, — согласился я.
— Не так ли? Во всем Лондоне я не видел таких усов, как мои!
«Тем лучше для лондонцев!» — подумал я, но промолчал, чтобы не обидеть Пуаро, а этого я себе ни за что не простил бы.
Я переменил разговор, спросив моего друга, занимается ли он еще — хотя бы иногда — своей профессией.
— Мне известно, — сказал я, — что вы уже давно удалились от дел…
— Это правда. Занялся выращиванием кабачков. Но тут как раз происходит убийство, и… я посылаю кабачки ко всем чертям. Я очень хорошо знаю, что вы скажете: я похож на примадонну, которая дает прощальный спектакль, и этот «прощальный» спектакль повторяется без конца.
Я рассмеялся.
— Каждый раз я говорю себе: хватит! — продолжал Пуаро. — Но нет, опять что-нибудь случается! И признаюсь вам, мой друг, я не так уж стремлюсь уйти на покой. Если маленькие серые клеточки мозга не работают, они покрываются ржавчиной.
— Понимаю, — сказал я. — Вы упражняете свои клеточки умеренно.
— Совершенно верно. Я выбираю себе преступления по вкусу. Эркюлю Пуаро подавайте теперь только сливки!
— И много таких «сливок» перепало вам за последнее время?
— Не так мало. Недавно я едва спасся…
— От поражения?
— Нет-нет! возмутился Пуаро. — Но меня, меня, Эркюля Пуаро, едва не убили!
— Я свистнул.
— Предприимчивый преступник!
— Не столько предприимчивый, сколько легкомысленный. Именно так: легкомысленный. Но не будем говорить об этом. Знаете, Гастингс, я считаю ваш приезд своего рода предзнаменованием.
— Вот как? В каком отношении?