Тусклый лунный свет скользнул по кирпичной стене. В его могильном мерцании зеленая слизь, покрывающая проемы между кирпичами, казалась зловещей. Несмотря на то что стены высотой не превышали двух метров, единственный источник света в виде пятисантиметровой смотровой щели под потолком не мог даже отчасти справиться со своей задачей, так что большая часть помещения совсем не освещалась. Впрочем, назвать помещением это убогое местечко, в буквальном смысле слова врытое в землю, было довольно смело. Подвалом его и то с натяжкой назовешь. Помимо низкого потолка, сырых неоштукатуренных стен и земляного пола помещение отличалось мизерными размерами: три метра в ширину и пять метров в длину. И никакой мебели. Совершенно никакой.
Тяжелый вздох заполнил неказистое помещение. В противоположном углу кто-то зашевелился, и вздох повторился. Сбоку послышалось недовольное ворчанье, которое тут же стихло. У обитателей каморки на долгое выражение возмущения попросту не хватило бы сил. Звуки шагов бредущего человека были едва различимы. О его продвижении говорили лишь слабые вскрики тех, на кого он наступал, не имея возможности видеть хоть что-то под ногами. Благо путь был недолгим. Всего-то и требовалось, что преодолеть несколько метров через немытые тела, вповалку лежащие на земляном полу. Ориентиром служил все тот же стон.
— Шурик, это ты стонешь?
— Он, он, задрал уже, — нарушил тишину грубоватый голос с акцентом.
— Тише, Влад, всеобщую порку устроить хочешь?
Тот, кто шел на стон Шурика, явно разозлился. Влад, выразивший недовольство стонами товарища, понял это и заткнулся. Обращавшийся к Шурику человек склонился над ним, слушая его дыхание. Какое-то время воздух из груди Шурика выходил относительно ровно, но вот характер дыхания изменился, и комната огласилась новым стоном. Если бы в комнате было хотя бы немного света, подошедший увидел бы на лице Шурика гримасу невыносимой боли. Но ни лампами, ни окнами каморка не была богата, поэтому о том, насколько тяжело переносит боль Шурик, склонившийся к нему человек увидеть не мог. Зато мог вообразить себе это. За долгие годы, проведенные в каморке, он много чего успел насмотреться.
— Что? Кто здесь? — с трудом разлепляя спекшиеся губы, выдохнул Шурик.
— Тихо, тихо! Не нужно волноваться. Это я, Леха. Шурик, где твоя бутылка?
Ответа не последовало. Бутылка нашлась в ногах. Леха поднял ее, потряс и, ни к кому не обращаясь, проговорил:
— Пустая!
— Он ее еще в обед выглохтал, — подал голос Влад. — Я его предупреждал, что новой порции до утра не будет, только разве меня кто слушает?
— Заткнись, Влад! — оборвал его Леха.
Он приложил руку ко лбу Шурика — кожа горела огнем. «Под сорок поднялась. Если так дело и дальше пойдет, больше суток он не протянет. Все, решено: завтра, как только появится Бультерьер, потребую антибиотики. И черт с ними, с плетьми. Смолчу, подохнем здесь все, а они новых навербуют».
— Леха, пить, — сделал попытку ухватить его за руку Шурик.
— Потерпи немного. У меня еще осталось, сейчас принесу.
Обратный путь Леха проделал быстрее. Обитатели подземелья, разбуженные разговором, затеянным в неурочное время, старались отползти, давая возможность ему одному передвигаться не по распростертым телам, а по полу. Пять шагов туда, пять обратно, и Леха снова склонился над Шуриком. Крышку с пластиковой бутылки снимать не стал, лишь слегка отвинтил. Слабая струйка коснулась потрескавшихся губ. Шурик жадно облизнул их, приоткрыл рот, ловя капли драгоценной влаги. Когда струя иссякла, он простонал:
— Еще немного!
— Все, Шурик, достаточно. До утра еще часа четыре терпеть, а в бутылке не больше трех глотков. Да и гарантии нет, что Бультерьер сразу бутылки заменит. Знаешь ведь, он и до полудня промурыжить может. — Леха плотно закрутил крышку, но возвращаться в свой угол не стал.
— Помираю я, Леха, — внезапно произнес Шурик.
— Ерунды-то не говори! Отлежишься, первый раз, что ли? — грубовато оборвал его тот.
— Нет, не выкарабкаться мне в этот раз. Чую, конец пришел. — Шурик ухватился-таки за его руку, из последних сил подтянулся, пытаясь занять сидячее положение. — Помоги сесть, Леха. Не хочу, как собака, на земле помирать.
— Ты не умрешь, — подтягивая Шурика к стене, чтобы он мог опереться на нее спиной, убеждал Леха. — Нам бы только утра дождаться. Обещаю, я заставлю эту мразь выдать нам антибиотики и больше воды. Увидишь, скоро все изменится.
— Забудь, Леха! Только проблем себе наживешь. Не даст он ни воды, ни лекарств.
— Ну нет. Дальше я терпеть его издевательства не намерен. А за меня не беспокойся, я уже все продумал, — зашептал Леха. — У меня аргументы железные, только бы Бультерьер хозяину все слово в слово передал.
— Не станет он. Сам же знаешь, он его боится до чертиков.
— Посмотрим, — возразил Леха. — А ты надежды не теряй. Прорвемся, друг!
У смотровой щели появилась тень, и тут же послышалось злобное рычание.
— Заткнетесь вы сегодня? Слышите, уже собак разбулгачили, — опасливо зашикали со всех сторон. — Нарветесь, а за вас всем от Бультерьера достанется.
Не просто так все обитатели подземной каморки называли надзирателя не иначе как Бультерьер. И не потому, что бросался на них, как собака, а потому, что поведение его предсказать было невозможно. За малейшую провинность или неповиновение он мог исполосовать любого из обитателей подвала до кровавых полос. Что выведет Бультерьера из себя в следующий раз, не знал даже он сам.
